Шрифт:
2. Он узнает правила игры, что позволяет ему избежать сопливых ошибок.
3. Внешний прессинг мобилизует резервы организма, именно по этой причине на «избиваемом» семинаре люди стоят на кулаке двадцать две минуты, а на таком, где физическое воздействие не применяется, — всего три!
4. Формирование прикладного профессионального спортивного арсенала, проходящее в условиях, приближенных к реальным, позволяет объективно оценить себя и уверовать в собственный выбор и силы.
5. Бой, проходящий под неусыпным контролем и с минимумом ограничений, — это, пожалуй, единственный настоящий способ научить человека драться, как и что бы мне ни противопоставляли.
6. Упавший человек лежит не потому, что не может встать, а потому, что лежачего не пинают. А вот у нас как-то никто не лежит, потому что пинаем — и причем очень больно.
Некоторые воспаленные головы думают, что палки ломаются, дабы один придурковатый лысый извращенец сумел в очередной раз громко заявить о себе, но это не так. Поверьте: решение применить подобный подход было более чем выстрадано, и пришло оно, как ни странно, из боевой подготовки. Вот уж действительно «назад в будущее».
Я писал об этом много раз, но буду повторяться и повторяться, потому что это главное из того, что я нашел в темных глубинах своей нездоровой головы. Я уверен, что человек рождается через боль, а деградирует с иглой в вене или стаканом в руке. Давайте жить на этой земле, а боль всегда напомнит нам о наших силах и о том честном и жестоком мире, который мы так любим за его честность и прямолинейность.
Даже очень пьяные люди, как правило, бьют только того, кого можно побить без опаски. Определяется это в первые секунды конфликта вербальным и визуальным способами, что мы уже обсуждали. Никто не готов бороться с чрезмерными трудностями, кровожадная потенция нейтрализуется предполагаемой опасностью, исходящей от потенциальной жертвы. Желание отдубасить медведя никому не приходит в голову даже спьяну, а если и приходит, то быстро остывает при виде расстроенного потапыча. Существуют, правда, еще и наркоманы, но, как правило, галлюцинации носят скорее подавляющий, нежели стимулирующий характер.
Самая большая гадость, принятая за правило у большинства современных экспертов, заключается в следующей рекомендации: «В первые секунды конфликта ищите глазами пути отступления». Эти поиски будут гореть на вашем лбу неоновым светом для удобства чтения, стимулируя агрессию в «нужном» направлении.
«Ни шагу назад!» — вот что обычно носят на лице настоящие мужчины, а остальное прояснится по ходу дела.
При этом обязательно нужно добавить, что профессионально подготовленный человек — речь не обо мне — никогда не позволит себе перейти рамки общепринятой либо профессиональной этики, даже если температура его крови уже перешагнула точку кипения. Я совсем не уверен в том, что это всегда получается у меня лично, но уже упоминал, что все великие мастера, с которыми я встречался (спасибо Судьбе!), отличались добродушием и благожелательностью в общении с собеседником. Сильные люди — добрые люди.
И еще немного о психотехнике
Практикуйте повторение упражнения «до конца». Под «концом» в данном случае понимается полная, объективная невозможность дальнейшего выполнения задания. На семинаре в Москве парень упал из стойки на одном кулаке лицом в пол и рассек бровь, чем меня очень порадовал. Терпеть ненавижу слюнтяев, готовых себе и мне объяснить, почему они не могут дольше стоять, приседать, висеть и т. д. Если еще есть силы ворочать языком или мозгами, значит, жалеешь себя, не все еще отдал для выполнения задачи.
Мотивацией для коллективного психотренинга может быть явность и сравнимость результатов, отмечается только победитель, нет никаких призовых мест.
Чем тупее и проще упражнение, тем меньше мыслей возникает в головах обучаемых, что само по себе замечательно.
Никаких сдач в поединке! Если душат, пусть душат — подумаешь, в обморок упадешь. Если поймали руку на болевой — хрен с ней, терпи. Руки и ноги ломают случайно, при проведении болевого приема это происходит крайне редко. Мой ученик как-то бился на открытом ковре, был пойман на болевой и лежал до тех пор, пока судье не показалось, что рука трещит. Когда остановили бой, он потерял сознание, а затем, оклемавшись, объяснил, что добряк-тренер сказал ему: «Если сдашься, в зал не возвращайся», поэтому он и не сдавался.
Вот для таких секунд я и живу как тренер, как человек. Рука зажила, а человек узнал о собственном мужестве такое, что словами никак не рассказать.
У меня хоть что-то получается еще и потому, что нет ответственности перед обучаемыми — ни психологической, ни материальной, ни какой-либо другой.
Знаете, как я формулирую для себя ситуацию с учениками? Вот приперлись люди, набив голову всякой ерундой. Сейчас они будут ждать от меня чуда, а его, чуда-то, нет, и им придется терпеть все то, через что прошел я. Зная это, я более чем уверен в том, что они не дотерпят — уйдут. И правильно сделают — зачем им все эти ужасы? Хотя единицы останутся, что тоже странно…
Но одно эти ушедшие точно унесут с собой: осознание существования другого мира, даже прикоснувшись к которому обжигаешь руки. Вот же он — в ста метрах от железнодорожного вокзала любого города или у меня в зале.
Как только я начну думать об учениках, курсантах и слушателях, начну вспоминать, что они живые и слабые, что у них папа с мамой есть, вот тут-то и наступит конец. Пару раз на семинарах я понимал, что не могу ударить слушателя, потому что, ударив его, я его скорее добью, чем помогу ему понять то, что не я, а именно он должен сам уяснить для себя. В эти минуты я просто чувствовал, что обморок где-то рядом, ведь в моем мире все ясно и прямолинейно, любые морально-нравственные метания укорачивают «силовой вектор».