— Это называется "провокацией"…

— Называй, как хочешь, ты в той ситуации не был…

— Я в Абхазии был в похожей ситуации.

— Тем более, понимаешь, о чем речь…Так что после гибели моего главного свидетеля, мне ничего другого как только все взять на себя, не оставалось… А так вроде бы чистосердечное признание, к тому же правдоподобная версия о вынужденной самообороне…Мне бы все равно впаяли по высшему разряду.

— Ну и дура! — аж закачался на табуретке Одинец. — И что, Бандо все сошло с рук?

— Я ждал, что он объявится или хотя бы по телефону даст показания, а он окончательно скурвился. Но я не думаю, что это конец истории. Я его, если он, конечно, в Москве, все равно найду…

— Да чего его искать, тебе же сказал Татарин, где его можно заарканить…

— Интереснее живется, когда только идешь к цели…

— Тоже мне сраный Спиноза! Пока ты будешь здесь фантазировать, он тебя первым найдет и замочит. Ты для него живой свидетель, лишний человек…Хочешь, можем хоть завтра поехать в логово Бурилова…Это раз плюнуть…

— Адрес найти, конечно, не трудно, труднее найти вот здесь, — Карташов дотронулся до левой стороны груди, — ненависть…Она у меня с годами как бы нейтрализовалась. И знаешь почему?

— Ну, ну…

— Слишком много за это время я перевидал всякой человеческой грязи…

— Но страна должна знать своих героев. Он сейчас жирует, а ты, как загнанный волк, мечешься по кладбищу, разрывая могилы кровавыми лапами…

Карташов поднялся из-за стола и вышел на балкон. За ним, с фужером в руках, последовал Одинец.

Ночь вступала в свои права. Они стояли рядом, курили, и каждый по-своему воспринимал звездный, уходящий в неохватную вечность мир…

— Пойдем, Мцыри, в комнату. Простудишься, кто тебе даст больничный? — Одинец взял Карташова под локоть и ненавязчиво увлек его в проем дверей. Позади остался обрыв и свежее дыхание осени.

Таллер проснулся изнуренный сновидениями. Целую ночь, во сне, он гонялся за Эллочкой, которая, демонстрируя свою независимость, все время куда-то исчезала. Но он-то знал, с кем и где она пропадает. А главное, во имя чего.

Еще накануне вечером он предупредил жену, что едет в командировку и потому утром соответствующим образом экипировался. Вместо дорогого костюма, в которым он ходил в офис, он надел свитер и джинсы, а белую рубашку, галстук, шлепанцы, бритву, мужской парфюм и две пачки сигарет «Уолл-Стрит» положил в небольшую дорожную сумку. Сверху кинул книгу Наполеона Хиллса "Если хочешь стать богатым, стань им".

В восемь утра его телохранитель Павел Лещук подъехал к его дому, а в восемь десять Таллер уже сидел в теплой кабине своего любимого «мерседеса» и сладко затягивался сигаретой.

— Сейчас ты мне покажешь, где находится любовное гнездо завмага, а потом доедем до нашего офиса… Надо позвонить в Ригу. Во всяком случае, напряг с Фоккером необходимо немедленно устранять.

— Да, раньше было проще, — с сожалением сказал Лещук, — пару раз махнул в Чечню и, считай, полугодовой план выполнен…

— Не то слово, — тоже вздохнул Феликс Эдуардович, — но мне кажется, не сегодня- завтра то же самое произойдет в Дагестане. Почти каждый день взрывы и кого-нибудь захватывают…

— Там это теперь надолго. Возможно, это начало новой дагестанской войны.

— Ничего, перебесятся. Там такие нравы: сегодня ты соседа не зарезал, завтра сосед приколет тебя. Фифти-фифти…

На пересечении Можайского шоссе с МКАД, свернули на Советский проспект и где- то в районе Ромашково, на берегу небольшого озерца, остановились. Покинув машину, они прошли по раскисшей от дождей сельской дороге, и возле котлована, наполненного мутной, ржавой водой, завернули в узкий проход. Тропинка шла вдоль высокого железобетонного забора. По другую сторону поджимали мокрые заросли березняка и серой ольхи. Вид на особняк открылся внезапно, когда они вышли из-за кустов на поляну.

— Все паразиты живут в красивых местах, — сказал Таллер и осмотрелся. — Я всю жизнь работаю, как папа Карла, а только к пятидесяти годам стал кое-что себе позволять.

— Слева от калитки ворота гаража, — сказал охранник. — Я вон из-за тех берез в бинокль наблюдал за ними.

— Все прозаичнее, чем я думал, — с дрожью в голосе проговорил Таллер. У него аж перехватило дыхание, когда он представил, как его дорогая Эллочка входит в это чистилище, притаившееся за зелеными створками ворот. Ему даже показалось, что особняк, забор и все видневшиеся за ними строения, как бы качнулись и сделали несколько ритмических движений: вверх-вниз, вверх-вниз… — Паскуда неблагодарная!