Лютиен стоял и ждал, пока его глаза привыкнут к темноте. Они были во дворце, но куда теперь идти? Сколько десятков комнат им удастся обыскать?

— Он где-нибудь в середине, — решил Оливер, который хорошо знал образ жизни дворянства. — В комнатах по ту или другую сторону от купола. Купол находится над часовней; комнаты герцога должны быть где-то поблизости.

— Я думал, что они ходят молиться в Собор, — сказал Лютиен.

— Все эти герцоги да князья страшно ленивы, — объяснил Оливер. — Они обычно заводят часовню прямо в своем дворце.

Лютиен кивнул, принимая этот довод.

— Но темницы находятся внизу, — продолжал Оливер. Он увидел выражение ужаса на лице друга и поспешно добавил: — Правда, я не думаю, что герцог Парагор поместил такую ценную пленницу, как Кэтрин, в темницу. Скорее уж, она с ним или где-то поблизости.

Лютиен не ответил, стараясь выровнять дыхание, и Оливер принял это за знак согласия.

— Стало быть, к герцогу, — сказал он и собрался было идти, но Лютиен придержал его за плечо.

— Герцоги Гринспэрроу не следуют божьим законам, — напомнил юный Бедвир, внезапно усомнившись в доводах друга. — Им плевать на любую церковь.

— Да, но дворец-то был построен до Гринспэрроу, — ответил Оливер без малейшего колебания. — А прежние властители, они верили в Бога. И поэтому самые роскошные комнаты расположены возле купола. Так ты что, собираешься сидеть здесь в темноте и обсуждать планировку дворца, или мы все-таки отправимся и проверим, кто прав?

У Лютиена не было ни вопросов, ни ответов, так что он пожал плечами и подошел вслед за Оливером к закрытой двери комнаты, различимой только потому, что через замочную скважину пробивался снаружи свет.

Скважина находилась на уровне глаз хафлинга. Он заглянул в нее, а затем смело открыл дверь.

При свете Лютиен увидел, что дворец Принстауна изнутри такой же роскошный, как и снаружи. На стенах висели огромные, искусно вытканные гобелены, а вдоль всего коридора стояли деревянные резные постаменты, на каждом из которых виднелось какое-нибудь произведение искусства: бюсты королей, героев, или просто скульптуры, или даже драгоценные камни и украшения в стеклянных футлярах.

Не один раз Лютиену пришлось силой оттаскивать Оливера прочь — хафлинг был просто загипнотизирован видом таких сокровищ на расстоянии протянутой руки.

Но для Лютиена Бедвира существовало только одно сокровище, которое он хотел забрать из дворца.

Постепенно друзья приблизились к центру здания. Переходы становились все более роскошными и разукрашенными, сокровища все дороже и все ближе друг к другу, что вроде бы подтверждало рассуждения Оливера о местоположении герцога. Но одновременно с этим становилось все светлее, через каждые двадцать шагов с потолка свисали хрустальные канделябры, в которых горели сотни свечей. Многие двери были распахнуты, и все боковые комнаты освещены. Время подходило к полуночи, но дворец отнюдь не спал. Этот шум и оживление застали обоих, и особенно Лютиена, врасплох, он даже подумывал повернуть обратно и дождаться более позднего времени, но Оливер и слышать об этом не хотел. Теперь они находились внутри, и любое промедление было смертельно опасно и для них, и для Кэтрин.

— Кроме того, — спокойно добавил Оливер, — мы ведь даже не знаем, когда это сборище закончится. В Гаскони господа иногда не ложатся спать до утра, и так каждую ночь.

Лютиен не стал спорить; он просто последовал за своим крошечным другом в бальный зал. Купцы и их разряженные дамы танцевали в боковых комнатах, часто выходя в коридор, чтобы тут же присоединиться к веселью в соседней комнате. И, что было еще хуже для Лютиена с Оливером, здесь было полно преторианских гвардейцев.

Хафлинг предложил двигаться в открытую, притворяясь участниками бала. Лютиен понимал, что даже его волшебная накидка не поможет им в густой толпе, а потому неохотно согласился. В конце концов, он был хорошо одет, особенно если учесть свисавший с плеч мерцающий алый плащ, а уж Оливер всегда был одет с достаточной пышностью. Они смешались с толпой и продолжили свой путь по коридорам. Оливер небрежным движением прихватил два кубка вина с подноса первого же встретившегося слуги-циклопа.

Атмосфера была еще более опьяняющей, чем вино, с музыкой и возбужденными разговорами, обещаниями любви от похотливых купцов чрезмерно податливым дамам. Оливер чувствовал себя как дома, и это беспокоило Лютиена, который всегда предпочитал открытый бой. Однако вскоре стало окончательно ясно, что их маскировка, или, вернее, отсутствие оной, срабатывает, и тогда Лютиен почувствовал себя настолько лучше, что даже сумел выдавить улыбку, когда в его объятия упала молодая особа, которая, пьяно спотыкаясь, вышла из боковой комнаты.

Улыбка Лютиена быстро растаяла; накрашенная и надушенная женщина очень напоминала ему леди Элению, даму из свиты виконта Обри, который приезжал в Дун Варну, его родной город на далеком острове Бедвидрин. С этих двух дам, Элении и Авонезы, сопровождавших виконта, все и началось; их поведение повлекло за собой смерть Гарта Рогара, друга детства Лютиена.

Лютиен поставил женщину на ноги и твердо отстранил ее, хотя она тут же опять на нем повисла.

— О-о-о, какой сильный! — Красотка прошлась пальцами по мускулам руки Лютиена; в ее глазах зажглась похоть.