— Вернись, сумасшедшая, они тебя в клочья подерут!

Он кинулся с крыльца удержать сани, но оступился и упал в снег, ругаясь последними словами. Надя, что есть силы, стеганула Ночку кнутом, и обиженная лошадь рванула с места так, что она не удержалась и свалилась в сани. Кое-как встав на колени, она, не переставая, нахлестывала бедную Ночку.

— Только бы не опоздать! Только бы сани не опрокинулись, — шептала она себе, полная ужаса и смятения.

В пекарне остались ее рукавицы, и очень скоро она почувствовала, как деревенеют на ветру от холода ее руки.

— Господи! Помяни царя Давида и всю кротость его! — взмолилась Надя. — Помоги проскочить мимо них. Хотя бы Ночка не испугалась. Поворот, потом дорога пойдет под гору.

— Но-о, милая! Но! — покрикивала она, и Ночка как будто понимала, что сейчас все зависит от быстроты ее старых ног. Пустые сани неслись подгору, поднимая вихри колючего снега. Надя натянула рукава бушлата до самых кончиков озябших пальцев. У поворота она хотела попридержать Ночку, но лошадь, как ошалелая, понеслась, не слушая вожжей. На самом повороте сани занесло вбок, и она чуть не вылетела в снег. Сразу же за поворотом, совсем близко она увидела три темных силуэта.

— Ну, Ночка, давай же, выручай! — понукала ее Надя, но уже чувствовала, лошадь стала уставать. — Не дай Бог, встанет, как не раз бывало, — похолодела она от страха.

Уже совсем близко видно этих троих. Услыхав лошадь, один обернулся, за ним остальные.

«Если они встанут поперек дороги, лошадь непременно остановится, тогда мне конец!»

Но, видимо, в их расчет не входило заводиться в пути. Они шли точно к назначенной цели. До казарм еще добрый километр с лишним пустынной тундры. Они успеют сделать, что задумали, и благополучно скроются. Они уже почти догнали свою жертву. Увидев сани, бандиты, сошли с дороги и гуськом, не переставая двигаться, прижались к снежной стене. Надя еще раз хлестнула Ночку, и та, напрягая последние силы, промчалась мимо. Обнаружив, что в санях женщина, а Надя была в своем белом платке, который и в темноте был виден, бандиты заулюлюкали, зашикали ей вслед. Один даже бросился догонять сани, и она уже нацелилась ударить его лопатой. Остро отточенную штыковую лопату Надя всегда возила с собой на всякий случай. Через минуту она почти догнала Горохова и натянула вожжи, осаживая лошадь. Утомленная Ночка быстро перешла на рысь, и еще немного — сани поравнялись с опером. Он недовольно посторонился и что-то сказал ей, когда остановились сани.

— Скорее, скорее садитесь! — прокричала ему Надя.

— Ты что, пьяна? — с возмущением обозлился он.

— Садитесь! Они убьют вас! — истошно завопила она.

— Кто? Ты что, рехнулась? — вышел окончательно из себя Горохов.

— Это бандиты, садитесь!

Было видно, как двое вышли на середину дороги и побежали вперед.

— Я их сейчас, как собак, перестреляю! — в ярости крикнул опер и схватился за кобуру, но в следующий миг он, как бы замер, словно опешил, и вдруг повалился в сани и закричал:

— Гони!

Последний километр Надя не помнила, как они доехали. Ночка словно издевалась над ними. Она то шла шагом, давая возможность бандитам почти настичь их, то вдруг рвала с места, будто хотела вытряхнуть седоков. Подъезжая к казарме при свете вахтенных огней, Горохов спрыгнул с саней на ходу.

— Пистолет-то у меня в сейфе! — только и сказал он.

Следующий свой рейс в пекарню Надя проделала совместно с солдатом.

«Так Горохов распорядился», — сказал ЧОС, но в дальнейшем была обещана машина.

В Новый год был устроен небольшой загул. Коза принесла с кухни белые булочки, и вместе с маслом и сладким чаем проводили никому не дорогой 1951 год. Валя вспомнила, что где-то в тамбуре оставалось с полстакана недопитого спирта. Нашли спирт, сильно разбавили водой, и всем по разу хватило хлебнуть. Коза тотчас задремала и чуть не свалилась с колченого табурета, Надя едва успела подхватить ее. Остатки выпили вдвоем с Валей, пожелав друг другу скорейшего освобождения. Когда все разошлись, и Надя осталась одна, ей стало так мучительно тоскливо, что она не выдержала и заплакала. По радио шел праздничный концерт, и артистка Эльфрида Пакуль пела прелестный вальс «Я влюблена, я влюблена, жизнь стала так хороша!»

— Ничего подобного, жизнь совсем не стала хороша, а хуже с каждым днем, — ответила ей Надя.

Она вышла в тамбур запереть дверь, ей все чудились те трое, — и столкнулась носом к носу с Клондайком. Он, ни слова не говоря, схватил ее в свой полушубок и потащил в хлеборезку.

— Подожди, я дверь закрою, — вырывалась от него Надя, стараясь дышать в сторону.

— С Новым годом, моя любимая! — обнял ее Клондайк, запечатлев чисто братский поцелуй на ее лбу. — Я знал, что люблю самую красивую, самую талантливую, смышленую девушку, а теперь ко всем титулам добавляю: и самую мужественную, самую храбрую на свете…

— Что, опер рассказал?

— Облава была, гарнизон поднят был.

— Поймали?

— Убили одного, двое скрылись. Ты будь осторожна…

— У меня теперь сопровождающий!

— На него особо не надейся…

Ей очень хотелось поцеловаться с Клондайком, но боялась, спиртом пахнет, нехорошо, что он подумает! Пришлось сослаться на головную боль и проводить поскорее.

— Когда дежуришь? — спросила уже на крыльце.

— Послезавтра.

— С кем?

— С моим капитаном.

— С капитаном Павианом? — засмеялась Надя. Проводи его в кипятилку и приходи. Зайдешь?