Следующий звонок был к Адаму Штреху, пожилому библиотекарю.

— Что вам нужно на сей раз, мадемуазель Шано? — деловито спросил господин Штрех.

— Что-нибудь по истории кинематографии и какую-нибудь книгу по истории двадцатого века. Не очень краткие, но и не слишком подробные.

— А конкретнее?

— Даже не знаю, — ответила Шано. — Это для одного моего приятеля. Он кинорежиссер, — попробовала объяснить она, — но, сами понимаете, человек далекий от реального. Художник…

— Ну, хорошо, — ответил господин Штрех. — Что-нибудь придумаю.

Назавтра Шано с самого утра встретилась с Виллемом, отдала пакет с чашкой и договорилась о новой встрече ближе к обеду. Потом она заглянула в библиотеку Музея естествознания.

Господин Штрех уже приготовил для нее два увесистых тома.

— Вероятно, это подойдет, — произнесла Шано, глянув на названия.

Однако господин Штрех всегда отличался особой добросовестностью.

— Я тут нашел еще одну книжку, — сказал он. — Очень наглядно, она для детей.

— Да?

— Но она по-французски, — продолжил господин Штрех, показывая книгу.

«Лица вещей», прочитала Шано название. Предисловие начиналось так: «Дорогой друг! Тебя окружает множество вещей, ко многим ты привык и не представляешь мир без них. А ведь еще сто лет назад мир был совсем иным. Прочитай эту книгу, и ты узнаешь, как изменялись в течение последнего века лица вещей!»

Шано пролистала книгу.

— Даже если ему не подойдет, я сама с удовольствием полистаю, — поблагодарила она.

Сложила книги в свою спортивную сумку, занесла их Мартену и отправилась на вторую встречу с Виллемом.

Виллем ожидал Шано в небольшом кафе недалеко от Главного полицейского управления.

— Неужели нельзя оставить этого дедка в покое? — с ходу поинтересовался он. — Не занимайся живодерством, старикан и так скоро сыграет в ящик. Я вообще удивляюсь, что он еще жив до сих пор! Хотя как профессионал я согласен — личность он весьма любопытная. Где ты его откопала?

— Погоди-погоди, — нахмурилась Шано. — Ты о чем?

— Да о пальчиках на твоей чашке!

— Ты хочешь сказать, они принадлежат какому-то старику? — спросила Шано.

— Какому-то! — фыркнул Виллем. — Не какому-то, а самому Мартену Саба!

— Самому? — переспросила Шано.

— Именно — самому! Плохо знаешь историю отечественной криминалистики, — укорил ее Виллем. — Этот парень в свое время едва не стал северингийским Аль-Капоне. Правда, он куда-то сгинул в одиннадцатом году и посмотри-ка когда объявился!

— Когда он сгинул? — снова переспросила Шано.

— В девятьсот одиннадцатом, — отчеканил Виллем. — Вот, я принес тебе копию досье.

Шано растерянно наморщила лоб:

— Послушай, сколько же ему сейчас лет?

— Точная дата рождения не известна, — отозвался Виллем. — Но никак не меньше ста.

Шано задумчиво покивала. Пропал в девятьсот одиннадцатом году… Да, все сходится: одежда, трость, золотые кроны… Чего-то подобного она подсознательно и ожидала. «А он неплохо сохранился для своего возраста, — подумала Шано и тут же задала себе вопрос: — Вот только интересно — как?»

Мартена Саба, который не успел стать северингийским Аль-Капоне, на самом деле звали Мартен Дюпон. Дюпон — была фамилия его матери; а отца у него не имелось. Рос он, как и прочие мальчишки в портовых пригородах Генотана, шалопаем; воровство считалось доблестью, драки — делом чести.

Когда Мартену было пятнадцать, он пырнул ножом своего недруга с соседней улицы и сбежал из Генотана в Корису. Генотан, конечно, был ему родным домом, но был он родным домом и для дружков убитого, которые поклялись отомстить Мартену; столица же была местом неизведанным, неизвестным, хотя и, по общему мнению портовой шпаны, скучным.

В Корисе Мартен скучал и скрашивал скуку чтением дешевых выпусков авантюрных романов; в романах действовали ловкие сыщики, которые с помощью самых современных средств — телефона, аэроплана и даже кинематографа — ловили самых невероятных злодеев.

Мартен, читая эти романы, делал свои выводы. Сыщикам, конечно, слава и почет, но больших денег — по-настоящему больших денег — этим ремеслом ни заработаешь. Это в романах благодарные графы одаривают их кольцами с бриллиантами в тридцать каратов, а знакомые Мартену сыщики были просто полунищими пронырами, которых презирали все. Нет, такой славы Мартен себе не желал.