Ломоносов Михаил Васильевич
Шрифт:
Торета некоего и Карла в Двину-реку, кои, будучи от короля своего Олава, проименованием Святого, посланы в Биармию для торгу, присовокупили к тому татьбу: ограбили золото и серебро из кладбищ, сорвали с деревянного Иомалы дорогое ожерелье и взяли серебряную чашу с деньгами. Сию древность тамошней чуди доказывают и поныне живущие по Двине чудского рода остатки, которые через сообщение с новогородцами природный свой язык позабыли. В показанном состоянии Пермия была около времен великого князя Владимира Первого и еще много прежде при Гаральде Пулхрикоме, во дни самых первых князей варяжских.
Финляндия в те же веки была весьма сильна и своими владетельми управлялась.[47] Вайланд, Свегдеров сын, король шведский, около времен первого христианского веку женился у короля финского Сния на дочери Дриве, от которой родился ему сын Висбур. Подобно и Аги, Дагонов сын, плененного финского князя именем Фростона дочь Скиалву имел в супружестве,[48] которая после, заманив мужа в свое отечество, коварным образом сонного убила, отца своего смерть отмщая. Нападениям на их землю финны храбро сопротивлялись. Победили Олава проименованием Святого. Нордские писатели причитали немалую часть храбрости финского народа колдовству, в чем оный носил на себе великое нарекание.
Естония Финландии не уступала силою: сообщением с разными народами по купечеству превосходила, где не токмо разными товарами, но и людьми торговали. Олав, Тригвонов сын, король шведский, взят был в малолетстве на море от разбойников в полон и продан в Естландию,[49] о чем в житии великого князя Владимира Святославича пространнее. Ингварь, сын Остонов, король шведский, около пятого столетия по Христе разбоем ходил в Естландию по тогдашнему обычаю.[50] Естонцы на берегу морском его победили; Ингварь на бою убит и похоронен на том месте.
Но многих военных действ, бывших между нормандцами и чудскими народами, к морям прилежащими, то есть с пермцами, финландцами и естландцами, не исчисляю ради краткости. Довольно явствует по сим трем чудским народам. коль сильны были прочие их единоплеменные, к востоку лежащие, от морей отдаленные поколения, о которых нормандцам за великим отстоянием знать не было можно и которых Нестор летописец исчисляет:[51] весь полагает на Беле-озере, мерю в Ростовской и Переяславской земле по Клещину-озеру, также черемису, мордву, печору и другие народы упоминает, из которых многие толь велики были, что со славянами новогородскими послов своих к варягам отряжали для призыву князей на владение, по которому пришел Рурик с братьями.
Рассмотрев чудского народу прежде многих веков могущество, большее нынешнего, признать должно, что они в севере великую часть земель еще и прежде того занимали и неотменно в общем имени скифов заключались от греческих и римских писателей. Ибо татаре обитали тогда далече в Азии к востоку и потому скифского имени у греков не носили. Прочие древние народы, как алане, роксолане, лаки, амазоны и другие должны причитаться к славенскому либо чудскому поколению. Итак, еще надлежит рассмотреть, которому из двух сих народов свойственно приписать должно имя скифов, употребленное у древних внешних авторов обще для многих и разноплеменных северных обитателей, которое не токмо иногда далече в Европу, даже до германцев, и на востоке неведомым тогда азиатическим государствам давалось, но и греческие поселенцы, около Днепра и в Херсоне жившие, скифами проименованы были от своих одноземцев[52]
Выше сего показано, что славенские поколения сарматами тогда назывались, хотя иногда нередко со скифами от незнания тогдашних писателей смешиваны были, потому что часто с места на место переселялись. К подтверждению сего служит, что амазонки скифского языка не разумели,[53] следовательно, свойственный скифский язык не был славенский. И мидский царь Киаксар отдавал скифам малых детей учиться говорить их языком,[54] откуду явствует, что и корень славенского языка, то есть мидcкий, со скифским не сходствовал. Итак, остается искать скифского имени и народа в чудском племени, для чего необходимо нужно смотреть довольных о том свидетельств.
Профессор Бейер,[55] хотя неправо скифское имя производит от финского слова скита - стрелок, затем что сарматы, парфяне и другие многие народы из лука стрелять не меньше скифов искусны были и равное право имели от греков названы быть стрелками, а притом по-гречески, а не по-фински, - однако в том он не ошибся, что финцев, естландцев и лифландцев почитает остатками древних скифов. Я доказываю следующими вероятными доводами. Имя скиф по старому греческому произношению со словом чудь весьма согласно; не происходит от греческого и, без сомнения, от славян взято, которые по большой части обитали между чудью и Грециею около Дуная. И как обыкновенно бывает, что отдаленных народов называют теми именами, которое им наложили промеж ими живущие соседы, так и греки, наслышавшись от славян имени чудь, переняли и по своему выговору скифами назвали.
Остатки древнего скифского языка находим у Геродота,[56] которых явное сходство видим с речениями, у нынешних чудских народов употребительными. Всего сего примечательнее, что басня о Колоксае, сыне первого скифского царя Таргитая, единство сего народа с чудским приводит в полную вероятность.
Опущены в то время были, как скифы о себе баснословили,[57] с неба соха, иго, топор и чаша золотая. Большой брат Липоксай и средний Арпоксай покушались один за другим взять себе в корысть оные золотые вещи, однако оба не могли получить для огня, круг них пылающего. Меньший брат как только к ним приступил, огонь исчез и оставил сокровище ему во владение. Здесь примечать должно, что хотя имена отца и трех сынов на финском языке имеют чудское знаменование, однако меньшего брата имя самому реченному повествованию соответствует. Колоксай значит огонь бегущий, якобы от такого приключения произошло сие имя.