В течение нескольких столетий Вэйн скрывал от всякого, даже от себя, что достигнув зрелости, получил человеческое сердце.

Как вообще возможно такое изменение?

И все же вот он: живое противоречие. Живая невозможность.

И его парой стал обычный человек.

Вэйн сжал ладонь с меткой. Он физически не мог скрыть эту правду, посланную ему Мойрами. Они знали, чем он был, и пытались связать его с человеческой женщиной.

Почему?

Жизнь полукровки достаточно тяжела. И последнее, чего ему хотелось – это породить детей, которые станут еще большими изгоями, чем он сам.

Кем бы они были: людьми или Охотниками-Оборотнями?

Однако, все аргументы в пользу того, что ему нельзя быть связанным с Брайд, не значили ничего, ведь его человеческое сердце страстно желало женщину за закрытой дверью.

Даже теперь он представлял, как она выглядит там, обнаженная. Как вода стекает по бледной коже, а руки скользят по телу, намыливая бедра и дальше…

Волк в нем требовал, чтобы он вышиб дверь и заявил о своих правах.

Человеческая половина хотела обнять и защитить ее.

Проклятое возбуждение!

Ладонь Вэйна погладила прохладный шелк пижамы, которую Брайд вытащила из коробки и повесила на стул у двери. Она хранила неповторимое смешение ароматов клубники и женщины.

Он поднял верх пижамы и вдохнул этот запах, от которого его член напрягся и отяжелел.

Ему приходилось бороться с собой, чтобы не отправиться к ней в душ и не взять ее снова. Этим он не добьется ничего, кроме ее ужаса.

Она – человек, и ничего не знает о его мире. Ей ничего не известно о нем.

Его затопила волна отчаяния. Он не знал, как ухаживать за человеческой женщиной. Не говоря уже о том, что его связанность с нею не затрагивала ее вообще.

Она могла оставить его и жить благополучной, нормальной жизнью с другим человеком. Она могла влюбиться в любого другого мужчину и родить от него детей.

Такой финал был бы справедливым по отношению к ней. Согласно законам, которые управляли его народом, он не мог заставить ее принять его в качестве мужа. Собственные родители Вэйна были тому доказательством. Отец три недели против воли удерживал его мать, заковав в цепи. Он пробовал принудить ее принять катагарианского мужчину в качестве мужа самыми жестокими способами.

Насилие не сработало.

Его мать-аркадианка отказалась от жизни с ним даже узнав, что беременна. Она считала, что все катагарианцы – звери и должны быть вырезаны без сострадания.

Злобный даже по стандартам Катагарии, отец никогда не пытался показать ей другую сторону своей натуры.

С другой стороны, в нем никогда и не было мягкости. Маркус был жесток в лучшем случае, смертельно опасен – в худшем. Вэйн и Фанг имели достаточно шрамов и внутри и снаружи, доказывающих это.

Так что трехнедельный период, в течение которого родители могли вступить в брак, закончился, оставив их фригидными и бесплодными.

И с детьми.

«Не смотри на меня глазами этой суки, щенок. Или я вырву твое горло».

Однажды Вэйн встретился с матерью, и она ясно дала понять свою позицию.

«Мое основное обличье – человеческое, и это единственная причина, почему ты и твой катагарианский брат еще живы. Я не могла заставить себя убить вас беспомощными щенками, даже зная, что должна. Но теперь, когда вы выросли, меня больше не мучают подобные терзания. Для меня вы– дикие звери, и если я увижу вас когда-нибудь снова, убью».

По справедливости, он не мог винить ее, учитывая, что сделал с ней отец. Вэйн никогда не ждал от других добра, и до сих пор не был разочарован.

Исключением являлся клан медведей. Ему все еще была непонятна их терпимость к нему и Фангу. Особенно к Фангу, который не мог защищать медведей или работать на них ради своей защиты.

Почему они дали им приют, когда его собственный волчий клан убил бы их, если бы нашел?

Вэйн выдохнул, когда на него обрушилась реальность. Он жил под смертным приговором, не имея помощи стаи, чтобы защитить и вырастить потомство или защитить самку. Он не может подвергнуть Брайд опасности, ставшей частью его каждодневной жизни.

В независимости от того, что решили Мойры, ему нельзя создавать семью с человеком. Брайд никогда не примет его самого и его мир. Она принадлежит ему не больше, чем мать принадлежала отцу.

Они – разные биологические виды.

Его задача – бдительно защищать ее, пока не исчезнет метка. Тогда она будет свободна, а он…

– Я буду гребаным евнухом! – прорычал он, ненавидя саму мысль об этом.

Но что еще можно сделать?

Держать ее в цепях, как поступил его отец? Бить ее, пока не подчинится?