Мама хочет ответить (да, есть, осталось много набросков, вероятно, надо собрать их. Виктор знает — это теперь ее конек), но тут подлетает Даша, сияет, тянет узкую смуглую руку:

— А я — Даша.

И не нравится маме. Так, во всяком случае, кажется Виктору.

— Ну что, к озеру? — говорит он.

— К озеру, к озеру!

Миша Романов так и не успел представиться. Да он и не хотел. Это точно. Что ему Виктор и тем более его родня?.. Он здесь ради Даши. Только.

— Пойдемте с нами, — зовет Алик маму. — И вы, Ася. Пошли (Ник-Ника не зовут, поскольку он спит).

И вдруг мама и Ася соглашаются. Мама хочет знать, где это озеро, а то живут рядом и… А что до Аськи — небось от обиды. Уснул. В ее обществе.

Кресло подставляют к гамаку со спящим (он — как рыбка в сети. Отличный улов!). Рюкзак с едой и подстилкой взваливает на спину Женя (он и тут знает, как поступить), и вот они идут все вместе. Мама говорит с Лидой, смеется. Алик топчется рядом. Женя приглашает обеих сестер (а ведь они похожи — мама и Аська. Вот открытие!) поглядеть его картины. Какое-то сегодня хорошее утро. Может, поэтому такое единение? И только бедный Ниф-Ниф там, в своих сетях, в своих тенетах… Проснется — никого. Уйдет. Уйдет рыбка!

— Сейчас догоню! — говорит Виктор, ощущая особый, радостный прилив сил. Он возвращается на поляну (улов на месте), свободным концом веревки шнурует и сближает края гамака (только сонное мычание в ответ) и, скрепив это все двойным узлом, со спокойным сердцем (теперь не уйдешь!) нагоняет остальных.

— Аська, дело в шляпе!

Она занята разговором с Женей и на Виктора не обращает внимания.

Что такое купание в жаркий день, знает всякий. Это прекрасное и прохладное дело, это — радость. Даже если берега засижены людьми. Виктор плавает отлично, сложен — дай бог! Очень хороша Даша, и опять же — нарядна в своем многоцветном купальнике. Весь пляж глядит на нее. Ее зазывают играть в волейбол, какая-то смуглая компания подгоняет ради нее лодку к берегу. Но Даша только смеется победно. Зачем они ей, когда у нее здесь друзья. И еще — Виктор. Он это чувствует. И даже немного смущен этим. Он глядит на Лиду. И Лида не хуже — как странно! — гибкая, ладная. Они с Виктором плывут рядом (Даша отстала), перебираются на другую сторону озера. Там — песок, редкие сосны и почти нет людей.

— Витька, ты хороший человек? — неожиданно спрашивает Лида, закапывая ноги в песок. (Они отдыхают, обсыхают на солнышке перед новым заплывом.)

— Есть сомнения?

— Нет… не знаю. Не пойму. Ты забавный, красивый…

— Благодарю.

— Думаю, что очень способный, а вот основа, стержень… Есть они?

— Лида, дай осознать. Я не задумывался так серьезно о себе любимом.

— Ну, осознай.

— Тотчас же?

Лида молча пожимает плечами — мне, мол, безразлично, перебьюсь. Или еще одно значение: если для тебя это тяжелая задача, прости великодушно.

Ни с Аликом, ни с Женей, ни с Мишей она так не обращается. Виктору хочется равенства:

— Я, Лидочка, не совсем понимаю, что ты вкладываешь в слово «стержень».

— Ну, если попроще, то я прикидываю так: чем станет человек в тяжелую для него и для меня минуту. В опасную. Куда рванется — ко мне или от меня?

— Навязший в зубах вопрос: «Можно ли с ним пойти в разведку»?

— Хм, знаешь, Витька, любую истину можно заключить в банальные слова, вроде бы убить ее. Но зачем? Послушай, вот о чем я говорю: существуют ли для нас с тобой уважаемые истины и какие именно?!

— А для Даши?!

— С Дашей я дружу со школы, понятно? Это почти родство.

— Ты будто оправдываешься.

— Ну, допустим. Да. Меня там не все устраивает.

— И я тебя «там» не устраиваю?

— Я об этом не думала.

— А я полагал, что весь наш этакий… ну… полуголый разговор затеян ради спасения Даши. А что до истин — то я люблю маму.

У Виктора отработана гримаса простачка. Кто поймет буквально — хорошо. А для тех, кто поумнее, есть в этой масочке призыв посмеяться вместе!

Лида — из «поумнее». Она тряхнула головой:

— Ты, Витька, очень обаятельно придуриваешься. Поплыли?

Лида плавает прекрасно. Белые, не золотистые, а какие-то зеленоватые, как подсохшая трава, волосы не покрыты и блестят. Хорошо, хорошо, просто отлично, что он, Виктор, не влюбился в Лиду: душу бы из него вытрясла!

С озера возвращаются медленно. День, собственно, прошел. Запасы съедены. В кино опоздали. Солнышко ушло вниз, уже не за деревья, а за кусты.

— Сняли небось наш гамак, — говорит практичная Ася.

— Если только вместе с профессором, — отзывается Виктор.

— Он, наверное, ушел. Ну и пусть.

— Не ушел!

Миша Романов идет рядом с Дашей. Он читает стихи, которые не вошли в книжку.

Даша слушает очень серьезно, так что Виктору, дабы обратить на себя внимание, остается только раскрыть перочинный ножик, попридержать его за острый конец, а потом ловко кинуть в сосну. Оп! Вонзился, задрожал. Пошли дальше. Оп! Опять вонзился!

Миша обернулся к нему, поглядел внимательно, а дочитав, спросил: