Шрифт:
Но наверное, многие погибнут прежде, чем поймут это.
Аркли без раздумий принял бы это допущение. Он сознавал бы важность того, что они делали, и пожертвовал бы кем угодно, включая себя, чтобы остановить сотню вампиров от вторжения в Геттисберг. Пришло время требовать от этих людей той же отдачи, решила она. Пришло время требовать ее от самой себя.
— Ладно, слушайте меня, — сказала она.
Быстрыми, схематичными линиями она набросала свой план.
— У них масса преимуществ, но мы можем победить их, если будем держаться вместе.
Она взяла карту города и парка.
— Я не знаю, где мы столкнемся с ними, но, независимо от этого, план таков. Мы вступаем в первичный контакт и наносим максимум возможного ущерба. Они попытаются окружить нас: чтобы причинить вред, им нужно находиться в непосредственной близости, но мы им этого не позволим. Когда они станут наступать, мы разобьемся на группы и отойдем к ближайшим крупным зданиям. Командиры ваших групп будут знать, куда отступать. Будем защищать эти здания так долго, насколько это возможно, потом снова отступим, и все время будем двигаться к центру города. Затем перегруппируемся, окружим врага и убьем всех, кто останется. Вопросы есть?
Вопросов не было.
68
Когда она закончила писать свои показания, у меня было достаточно фактов, чтобы раздавить сброд Симонона и навсегда положить конец большинству разбойничьих отрядов южан. Я поблагодарил ее со всей признательностью и сказал, что она оказалась большим другом моей страны. Именно ради этого я пришел сюда, и теперь все было кончено. Я собирался уехать на рассвете и до окончания дня вернуться со своим рапортом в Вашингтон.
«Всегда пожалуйста, — написала она. — Но где моя награда?»
Я притворился равнодушным, поняв ее просьбу.
— Вас хорошо покормили сытной кровью. Вы хотите что-нибудь еще?
«Только немного душевного спокойствия, — ответила она. — Что станется теперь со мной, с другом вашей страны, коим я являюсь в настоящий момент? Я не могу передвигаться и не могу освободиться. Какова будет моя судьба?»
То, что должно было произойти с ней потом, было не в моей компетенции, впрочем, мне казалось, я догадывался: быстрая и безболезненная казнь, которая будет милостью для нее, а для нас и тем более.
— Это уж не мне решать, — заверил я ее и приготовился раскланяться.
И все же ей было что мне сказать. Весьма и весьма много. Своим изящным почерком она набросала широкими штрихами мою будущую судьбу, буква за буквой:
«Возможно, я смогу помогать вам и дальше, добрый сэр. Я мало знаю о войне, хотя войны происходили не раз за мою долгую жизнь. Мне кажется, во время самых значительных конфликтов возникает нужда не в военных способностях, не в желании воевать, но в солдатах, которые будут сражаться. Говоря кратко, не нуждаетесь ли вы в людях?»
Моим долгом было передать предложение Жюстины, что бы я о нем ни думал. Я немедленно отправился в повозку, где у нас был телеграф. Я составил свое сообщение, зашифровал его и отправил, думая, что теперь-то покончил с этим. Телеграфист ругался и боролся со своим аппаратом, затрудняясь отправить сообщение. И тем не менее ответ пришел практически мгновенно, и, когда его расшифровали, в нем было только одно слово:«Продолжайте».
Из записок Уильяма Питтенгера69
Больше никаких ошибок. Лора так часто думала об этом, что слова эти, казалось, были выбиты изнутри ее черепа. Больше никаких ошибок. Повесив свою винтовку на плечо, она сжала спиральный медальон в ладони и привязала его к руке порванной ленточкой.
Последний желтый отблеск исчез с неба. Несколько звезд мигали из-за облаков, плывущих с востока на запад, и Кэкстон следила за ними взглядом. Она слышала вертолеты, патрулирующие город, поисковиков с инфракрасными камерами и приборами ночного видения, выискивающих малейшие признаки врага.
«Сейчас, — думала она, нервничая. — Сейчас будет вызов».
Звонка не было. Радио тихонько потрескивало, но ничего не сообщало, кроме периодических докладов о местоположении, когда пилоты вертолетов отслеживали перемещение друг друга. Кэкстон вздохнула.
«Вампиры, — думала она, — могут разделиться и…»
Она тряхнула головой, чтобы отогнать эту мысль, но шея заболела от внезапного движения. Она так устала, так долго не спала. Периодически в течение дня она начинала клевать носом, но старалась не терять драгоценного времени. Теперь она просто ждала и хотела услышать хоть что-нибудь.
Они могли разделиться, двинуться по открытой местности. Избегая дорожных патрулей на шоссе, просто растворившись в темноте.
Нет. Нет, этого не произойдет, не может произойти. Если это случится, она всю свою жизнь будет преследовать их. Каждая ночь будет кровавой баней, каждый день — безумными поисками, и ни единого часа для сна. Этого не могло произойти.
Она посмотрела на людей, бывших у нее в подчинении, выискивая признаки потери самоконтроля. Большинство из них были крутыми ребятами. Все пришли добровольно. Офицеры антиалкогольного подразделения всю свою жизнь работали в неблагополучных местах, им приходилось иметь дело с сомнительными типами, которые часто располагали кучей оружия. Полицейские из отдела по борьбе с наркотиками были во многом похожи на них, это были ветераны бесконечных антинаркотических рейдов и захватов метамфетаминовых лабораторий. Они выглядели немного напуганными. Именно поэтому она и могла назвать их крутыми, ибо они выглядели испуганными. Она вспомнила, какой ужас испытывала сама, когда ей впервые пришлось схватиться с вампиром, а теперь она смотрела вокруг и на каждом лице видела страх. Они знали, что каждый день их могут ранить. Могут убить.
Гвардейцев, солдат, было немного сложнее понять. Некоторые новобранцы сидели кучками по четыре-шесть человек, держа винтовки между коленями. Они вскидывали головы каждый раз, когда раздавался чей-то смех или радио шипело белым шумом. Ветераны Ирака выглядели более обыденно. Большинство гвардейцев, отслуживших в Ираке, были из Пенсильвании, и их потери там также были велики. О том, как нужно выживать, эти люди знали больше, чем она могла рассказать им. Они стояли, прислонившись к грузовикам, не делая лишних движений. Лора видела, как они смотрят на четыре дороги, которые вели от площади, не столько встревоженные, сколько насторожившиеся, внимательно следившие за окружающей обстановкой.
«Сейчас», — подумала она, посмотрев на радио.
Тишина.
К ней подошел Глауэр с огромным термосом горячего кофе и горой вставленных один в другой пластиковых стаканчиков в полиэтиленовой пленке. Он разорвал обертку и протянул ей стаканчик, налив кофе.
— Как ваши ребята? — спросила она.
Он надул щеки, выпустил воздух.
— Мы в порядке, в порядке, — ответил он ей.
Он оглянулся через плечо. Из двадцати офицеров геттисбергского полицейского отделения восемнадцать были расставлены по площади в ожидании приказов. Все двадцать человек пришли добровольно. Это был их город — они хотели остаться здесь, хотели защитить свои дома. Двоих она отправила домой. Один был единственной поддержкой для своего аутичного брата, который не мог сам о себе позаботиться. Другой был болен.