— Дивья всякого собрано у Михаилы Михайлыча, — сказала тётя Киля. — Он всё из лесу тащит, всё тащит. Где чего с ним в лесу приключится, он с того места, уж так и знай, пенёк то ли хворостину какую принесёт. А мне вот сметай со всего с этого пыль.

— Можно я буду убирать у дяди Миши в кабинете? — попросила Маша.

— Что же, убирай, коли самой охота.

А Сашка сказал:

— А я буду собирать всякие корявики, как дядя Миша.

— Дрробь и порох! — загремел дядя Миша. — Замечательно придумал! Отец твой говорил: сто радостей тут узнаете. Вот радости и собирай на память. Приедешь в город, всё по таким памяткам вспомнишь. Родителям и расскажешь.

— И я буду, — сказала Маша.

— И ты, Машенька, конечно, и ты.

Дядя Миша хлопнул себя вдруг по лбу:

— Да ведь вот что: я вам этот ягдташ подарю. В него и складывайте оба свои радости. Полную сумку собирайте. — И он снял с гвоздя кожаный ягдташ с сеткой. — Нате! Всё равно я его не ношу.

Сашка и Маша бросились целовать дядю Мишу, потом потащили ягдташ в свою комнату и повесили на гвоздь.

Когда они вернулись в кабинет, дядя Миша снимал с полки чучело белой куропатки. Он выломал у неё из крыла одно большое белоснежное перо.

— Помните, как лесом мчались на Альке? Как белых куропаток из-под снега подняли? Хорошо ведь было?

— Ах, как волшебно! — вскрикнула Маша. — Искорки, искорки — зелёные, красные, золотые!

— Вот, — сказал дядя Миша. — Теперь год пройдёт, десять лет пройдёт, а как на это перышко взглянете, так сразу и вспомните: снег, лес, Алька в упряжке, я на облучке. Так ведь?

— Так, так! — закричали Сашка и Маша.

— Ну и положите себе в сумку. А потом — живо одеваться! Покажу вам Зелёный Дол на ладошке.

Через пять минут дети, закутанные тётей Килей, как кульки, вышли с дядей Мишей на двор.

Как чудесно, как чудесно на дворе!

Сашка жмурится от солнца, дышит лёгкой лесной свежестью.

— Зин-зи-вер! Зин-зи-вер! — весело звенит с берёзы жёлтенькая синица.

У бурой навозной кучи ходят две чёрные желтоносые птицы. Какие они нарядные, блестящие — с переливами! Одна взлетела на самую макушку берёзы, где прибит высокий деревянный домик, отряхнулась, почистила носом перышки. И вдруг запела — сперва тихо, потом громче, заливисто.

— Здравствуй, скворушка! — кричит Маша.

А с крыши крыльца свисают блестящие ледяные сосульки — толщиной в голую Сашкину руку.

Дядя Миша несёт откуда-то два белых ведра, подставляет их под сосульки.

— Вон как солнышко-то принялось!

С сосулек то и дело слетают длинные капли, падают прямо в вёдра, звонко ударяют в железные донья: бенц, бенц, бенц!

Дядя Миша показывает на избу побольше, говорит:

— Это канцелярия лесничества.

Показывает на избушку:

— А там сторож живёт. Ну, идёмте сперва к Альке. Только осторожно, не бегите вперёд: тут Шайтан.

От конюшни к канцелярии протянута проволока, у конюшни собачья будка. Из неё вылезает, гремя цепью, большой чёрный с коричневым пёс. Опустил голову и подходит, молча скаля зубы. За ним тянется цепь, подвешенная на кольце к проволоке.

— Нельзя, Шайтан, нельзя! — говорит дядя Миша. — Это свои, знакомься. Выжлец, гончий пёс. Да злющий такой, кроме меня, никого знать не хочет.

Пёс даже хвостом не помахал хозяину, остановился только.

Вошли в конюшню.

Ручной лось стоял в простом лошадином стойле. Он ласково положил свою длинную горбоносую голову на плечо дяде Мише, дал ему почесать за ухом.

— Алька-то добряк, — сказал дядя Миша. — Хотите покормить его? Вот его еда.

В углу конюшни была навалена целая куча каких-то веток и прутиков. Маша принялась кормить лося. Сашка тоже взял прутик и подумал: «Наверно, сладкие».

Сгрыз кусочек коры с прутика, но сейчас же сморщился и выплюнул: кора была прегорькая!

— Что? Не нравится? — улыбнулся дядя Миша. — А вот лосям да зайцам первое угощение. Осина это. Ну идёмте, теперь полезем в небо.

Он вышел из конюшни и повёл детей к вышке.

Немножко страшно было подниматься со ступеньки на ступеньку по крутой деревянной лесенке без перил. Но лесенка была не такая уж большая. Дядя Миша поднимался последним и, когда Сашка и Маша вылезли на площадку, сказал:

— Стоп! Станция Вальдшнепинская! Вот смотрите: мы уже немножко над вершинами деревьев и видим то, что видит лесной кулик вальдшнеп, когда он несётся весенним вечером над лесом. С такой высоты эти долгоносики высматривают себе между кочками подружек.