Габи рассыпает перед Шарикой какую-нибудь настольную игру, будто они играют, а когда слышит скрип ключа, даже придвигается к сестренке поближе… Две девочки в платьицах в горошек.

Прошлый раз Шарика поцеловала в щеку придвинувшуюся к ней Габи. В замке уже поворачивали ключ, и у Габи осталось время лишь для того, чтобы сердито прошипеть:

— Чего лижешься? Спятила?

Шарика смотрела на загорелую румяную щеку, которую она поцеловала. Губы ее еще ощущали теплую кожу Габи. Затем она повернула голову к маме, которая мягким, глубоким голосом спросила:

— Ну, как ты, моя ласточка?

Сегодня Шарика испуганно вздрогнула, услышав звяканье ключа в замке. Из передней донеслись тихие шорохи. Родители пришли, а Габи дома нет. Шарика до мельчайших подробностей представляла, что происходит сейчас в передней. Входит папа, за ним мягкими, неслышными шагами мама. Папа осторожно прикрывает дверь передней и тихо поворачивает замок так, что щелчок едва слышен. Из маленького шкафчика, который папа сделал сам, когда Шарика еще лежала в больнице, он достает домашние туфли, и оба надевают их. Папа — большие, хлопающие при ходьбе, мама — маленькие кожаные тапочки.

Шарика прислушивается к шорохам.

Никаких сомнений, это родители. Если бы явилась Габи, дверь передней громко хлопнула бы и Габи уже давно носилась бы по комнатам, шумно отдуваясь и стуча ботинками.

Шарика похолодела. Первый вопрос папы будет: где Габи? Что сказать? Что она только сейчас выбежала… Куда выбежала? Шарика смерила взглядом расстояние между диваном и креслом. Рядом стояла маленькая скамеечка — Габи обычно рассыпала на ней игры, но теперь они в коробках, закрыты, лежат возле дивана. Хорошо бы их сюда подтащить.

Но как?

Шарика очень низко наклонилась вперед и протянула руки. Нет, так не дотянешься до коробок! Она сделала еще одну попытку, наклонилась ниже, и плед сполз с ее ног. На ногах Шарики не было ни порезов, ни ран, ни царапин, но она всегда отворачивалась, когда с нее снимали плед. Девочка не любила смотреть на свои белые ноги, такие безжизненные от колен, как у тряпичной куклы Жужи. По утрам мама одевала ее, натягивала носки и босоножки. Шарика не чувствовала, не знала, что делает с ней мама там, где-то внизу, бесконечно далеко от ее головы и тела. Шарика всегда при этом закрывала глаза. Она не имеет ничего общего с этими ногами. Она, Шарика, существует только до колен.

Но сейчас она не думала о пледе. Родители вот-вот войдут! Собрав все силы, крепко уцепившись за подлокотник, она сползла к самому краю кресла. Еще один сантиметр… еще один… С огромным напряжением она рванулась вперед. И упала лицом на лежащие возле дивана настольные игры, сильно ушибив нос и подбородок. В любом другом случае Шарика бы заплакала, но только не сейчас. Сделав последнее усилие, она сорвала крышку с игры "Рано еще смеяться" и высыпала все из коробки. Разноцветные фигурки, кости рассыпались по полу. И сама Шарика устало опустила голову на пол.

— Господи боже мой! — бросилась к ней мама.

Папа не сказал ни слова. Поднял ее, но обратно в кресло не посадил, а вместе с ней уселся сам на диван.

— Шарика, с тобой ничего не случилось, правда, Шарика, ты не ушиблась, доченька? — спрашивал ее папа.

— А-а, ничего! — ответила Шарика. — Я потянулась за игральными костями, чтобы бросить их, когда вернется Габика.

Только теперь мама пришла в себя от испуга.

— Где Габи? — тотчас спросила она.

— Она побежала за малиновым сиропом. — Шарика крепче прижалась к папе и ткнулась головой ему в плечо, чтобы родители не видели ее лица.

Мама едва могла разобрать, что она бормочет.

— Мне захотелось малинового сиропа, и Габика сказала, что принесет.

Лицо у папы стало растроганным, и он поцеловал Шарику в лоб. Шарика чувствовала, что поцелуй предназначается Габи, а не ей. Затем папа с упреком посмотрел на маму. Он ничего не произнес вслух, но взгляд его говорил: "Видишь, и вторая дочка у нас хорошая. А ты ее всегда ругаешь. Ты не права!"

Мама какое-то мгновение стояла в нерешительности. Она раздумывала, действительно ли Габи побежала за малиновым сиропом или шатается бог весть где. Потом присела на корточки возле папы и поцеловала Шарику.

— У тебя ничего не болит, доченька? — спросила она. — Ты хорошо себя чувствуешь? Завтра днем к нам придет очень хорошая тетя. Учительница гимнастики. И мы такими спортсменами заделаемся, что только держись! И скоро моя ласточка снова будет порхать. Я только скажу: "Шарика, принеси из кухни тарелку", а она порхнет — и уже там…

— Ну, вот и славно, — с беспокойством прервал ее папа. — Ты бы лучше обтерла Шарике лицо. Принеси рукавичку из ванной.

В глазах мамы стояли слезы, и она охотно повиновалась папе. Папа начал покачивать Шарику на коленях. Бережно, тихонько. Как будто убаюкивал ее. И еще приговаривал: