Врач пожал плечами и, ничего не сказав, повернулся и уехал. Но сам его приезд на всех присутствующих подействовал удручающе: никому не хотелось разговаривать. Только Николай Кубанов не мог сдержаться и потихоньку выругался:

–  Эх, мать твою!
– Потом повысил голос: - Да это так нельзя оставлять! Понимаете, друзья! Мы же всегда должны быть вместе, а не жить разобщенно. Думать друг о друге. Я буду теперь всю жизнь думать о тебе, Андрей, о Люде. Буду думать о всех вас!

Андрей пожал ему руку:

–  Я всегда знал и верил, что ты меня не забудешь. Часто повторяю стихи, написанные тобой осенью сорок второго. В самый трудный час войны.

Мой друг упал. И я кидаюсь в брешь.

В пролом бросаю ненависть свою я.

И, за двоих отчаянно воюя,

Не сдам врагу последний наш рубеж.

Мы чашу горя изопьем до дна.

Дай срок! Свое бессилие - осилим.

И, наконец, взъяренная Россия

Воздаст захватчику сполна!

–  Теперь так не пишут, - с улыбкой промолвил Кубанов.

–  Ты прав. Новые люди провозглашают; отречемся от старого мира. Это - от нас, от отцов. Мы для них - в прошлом. Истомин говорил, что человек рождается, чтобы свершить одно самое главное в жизни дело. Мы были рождены для войны. И твои стихи - голос нашего военного времени, нашего поколения. Мы свершили свое предназначение. На новых людей взваливаем будущее.

–  Но мы ведь еще не закончили свои дела!
– воскликнул Николай.

–  Потому, что бой еще продолжается…

У ворот остановилась военная машина. Из нее вышел генерал, а за ним - майор Отаров. Оленич догадался: это приехал генерал Стожар. И пошел ему навстречу.

–  Здравия желаю, товарищ генерал. Проходите, будьте гостем.

–  Здравствуй, боевой товарищ. Мне майор многое рассказал о тебе. Спасибо за службу, то есть за работу! Но ты офицер, и что бы ты ни делал, ты служишь.

–  Так точно, служу.

–  Садись в машину, поедем к вдове Ивана Пронова.

–  Товарищ генерал, разрешите?

–  Да. Что у тебя, капитан?

Оленич подозвал Эдика.

–  Этот парень вырос, не зная отца и не зная, кем был отец. А его тетка - вдова Ивана Пронова. Надо сказать ей, что этот парень - мужественный и честный человек. Он защитил честь офицера Пронова.

Стожар молча слушал Оленича, потом подумал и сказал:

–  Мудреную ты задачу поставил передо мной. Не каждый день генералам приходится встречаться с такими вариациями. Но вот что, капитан: я верю тебе. Бери хлопца, и поедем вместе к Евдокии Сергеевне. Авось поймет и простит всем нам то, что она пережила по нашей и не по нашей вине.

Подслеповатая Прониха не сразу обратила внимание на Эдика: она всматривалась и вслушивалась в Стожара, вглядывалась в генеральские погоны да лампасы. Она слушала и приговаривала:

–  Спасибо вам! Вы расковали мою душеньку, сняли цепи…

–  Это мы должны склонить перед вами голову: давно надо бы рассказать вам о подвиге вашего мужа. Да, мы его не один раз забрасывали во вражеский тыл. Гвардии старший лейтенант Иван Пронов за время службы показал себя мужественным и отважным разведчиком. Он погиб от руки изменника. Теперь уже известно, что перебежчик, дезертир Крыж по заданию гитлеровцев проник в партизанский отряд имени Фрунзе и выдал врагам. Весь отряд погиб. На допросах под жестокими пытками у радиста партизанского отряда каратели узнали, что в район Чайковки будет сброшен парашютный десант. Так погибли наши разведчики во главе со старшим лейтенантом Проновым. Ваш брат убил вашего мужа.

–  Чуяла сердцем, что злодей Феноген!… Но чтобы таким зверем быть… Не виновата я, не виновата!

Оленич тихо произнес:

–  Да, мы знаем, что вы не виновны. Но так же не виноват и сын Феногена…

–  Разве у того лютого зверя был сын?
– вскинулась старуха.

–  Вот он, Эдуард Придатько… Он ничего не знал о своем отце. А когда ему стало известно, что Крыж - это Шварц, Эдуард пришел и сказал нам… И принес доказательства злодеяний Шварца. И мы с генералом считаем, что он поступил мужественно и честно.

Пронова даже отпрянула от неожиданности, от схожести Эдика с отцом, но опомнилась и пробормотала сочувственно:

–  Мы с тобой - без вины виноватые… И ты должен на всю жизнь запомнить, что самое страшное для человека - жить в потемках и душевных муках.

–  Понимаю, Евдокия Сергеевна…

Проводив генерала Стожара и майора Огарева, Оленич поспешил домой, чтобы встретить Гордея. Но Гордей уже стоял посреди двора в окружении людей: он прощался.

–  Ладно, друзья, - говорил Криницкий, - у меня совсем нет времени: через час самолет уходит. А нам надо еще собрать кое-какие пожитки. Люда, остальное, нужное Ляле, отправишь почтой. Хорошо? Ляля, прощайся и в машину!