Молодые офицеры пошли рядом, отыскали удобное место, уселись рядышком на мягкой траве под деревом. Николай закурил папиросу и после недолгой паузы сказал будто между прочим:

–  Майора Крутова вызвали в штаб армии.

–  А говорили, в гости к командующему… Он уже вернулся?

Кубанов не откликнулся на вопрос, хотя понимал, как важно Андрею знать, что завтра ожидает пулеметный эскадрон. Но по тому, как Николай не спеша, сосредоточенно затягивался папиросным дымом и смотрел в противоположную сторону, было ясно: он что-то знает, и наверное, очень важное. Нет, не просто так пришел он ночью в расположение пулеметной роты! Не ради свидания с другом, чтобы поболтать, как было всегда, о прошлой мирной жизни, о девушках. Он здесь, чтобы сообщить или хотя бы предупредить Оленича о надвигающихся переменах.

Неожиданно в ночной тиши за спинами офицеров послышался лошадиный сап. Обернувшись, они увидели Темляка - высокого белого коня, который от света выглянувшей луны казался голубоватым. Лошадь вытягивала тонкую шею и оттопыренными губами дотрагивалась до плеча своего хозяина. Оленич ласково погладил рукой по шелковистой шерсти, запустил пальцы в свисающую на лоб длинную челку. Но конь не удовлетворился скупой хозяйской лаской, продолжал тереться губами и ноздрями об руку, дотягивался до плеча, обдавая лицо и шею Оленича горячим влажным дыханием.

–  Почему, почему он подошел к тебе?
– изумленно и взволнованно спросил Кубанов. При свете месяца Оленич видел темный колышущийся чуб Кубанова и удивленно приподнятые брови.
– Чего он хочет от тебя?

–  Почем я знаю…

–  Он часто так по-девичьи ластится к тебе?

–  Да нет… Темляк - конь суровый.
– Оленич оттолкнул от себя лошадь: - Иди, гуляй.

Но Николай никак не мог успокоиться:

–  Поэтому он и озадачил меня. Ну, конь, скажу я тебе!

–  Конь что надо, - согласился Оленич.

–  Не конь, а мечта, - вздохнул Кубанов.
– Тосковать будешь о нем. Наверное, ты скоро расстанешься с ним.

Всего ожидал Оленич, только не этого: расстаться с конем значит уйти из конницы. Было бы трудно покинуть полк, а лишиться Темляка казалось совершенно невозможным.

–  С чем пришел?

Не сразу ответил Кубанов, лишь после паузы сказал с грустью:

–  Нельзя до утра разглашать приказ, но тебе скажу: тебя вместе с пулеметчиками передают в пехотную часть.

–  В пехоту?! Обмотки, вещмешок за спиною, шинелька до колен?
– горько спрашивал Оленич.
– Может, хоть сапоги останутся?

–  Но заметь, уже без шпор!
– не удержался Кубанов.

–  Иди к черту! У Истомина учишься язвить?

–  Подружишься с капитаном, Андрей: вы вместе идете в пехоту!
– Кубанов захохотал.

–  Ну, ему там и место: какой из него конник?

–  Что ни говори, а офицер он отважный. Можно сказать, железной воли человек. Помнишь, как он ходил с нами в Старобатовку? Как он поднял наших конников в рукопашную атаку в пешем порядке и сам первый кинулся со штыком на немецкого офицера? Чуть насквозь не проткнул… Чего вы так невзлюбили друг друга?

Оленич, казалось, уже не слушал друга, занятый мыслями о предстоящей разлуке с конем, потом все же проговорил:

–  Я тебе завидую: ты останешься в кавалерийском полку, а мне сапогами пыль поднимать по фронтовым дорогам.

Кубанов глубоко сочувствовал Андрею, понимал его удрученное состояние и искал повод хоть словами облегчить его уныние и горечь.

–  Может быть, это временно? Прикомандируют на какую-то одну операцию, а потом вернешься? Нам же придавали пехоту, когда мы ходили на Старобатовку. Не унывай! Мы же на одном фронте, свидимся… Да, послушай, Андрей, почему на тебя сегодня зол капитан Истомин?

–  Я отпустил одного солдата на ночь: он откуда-то из здешних мест. Где-то рядом, в ближних горах его аул, родные. Это не понравилось капитану.

–  Ты не имеешь права отпускать солдата на побывку.

–  Знаю. Но ни комполка Крутова, ни начштаба в части не было. Алимхан Хакупов - боец надежный, проверенный в Минеральных Водах. Танк остановил. А тут рядом - родной аул, мать, отец. Отпустил я его.

–  Может, обойдется?
– начал успокаивать друга Кубанов.
– Если ты веришь бойцу, то и он не подведет тебя.

Когда среди деревьев затерялась фигура Кубанова и ночь поглотила его шаги, Оленич подошел к Темляку, достал из кармана кусочек сахара и протянул коню. Тот опустил голову и осторожно губами взял угощенье, тихонько фыркнув одними ноздрями.

–  Кто же завтра сядет на тебя, коник мой боевой?
– негромко спросил Оленич, поглаживая рукой гладкую шею Темляка.
– Куда нас забросят фронтовые пути? Встретимся ли мы с тобой? И признаешь ли ты меня? Может, Кубанову тебя передать? Достойнее хозяина не сыскать: тебя он любит сильнее, чем свою невесту, и тебе будет преданнее, чем ей.