– Девочка моя милая... – рассмеялся князь. – Да ведь бессребрениц в Москве всегда было возмутительно мало. А с твоим отъездом не осталось вовсе.

Настя тоже засмеялась, тихо и весело.

– А помнишь, Настя, тот вечер у Воронина? Ты пела «Соловья», и так неожиданно для нас всех появился старый граф... И тогда Марья Васильевна... Они же так любили друг друга, а вот пришлось же расстаться из-за... из-за пустяка, по сути. Предрассудки, боязнь света, граф и цыганка... Какая же это все чепуха!

– Вы не поверите, я тот вечер тоже часто вспоминала. – Настя наигрывала на струнах веселую польку, но смотрела грустно. – Кто же мог подумать, что и мы с вами вот так же сидеть будем, как старый граф и Марья Васильевна, и прежние годы вспоминать? Вы... – Она вдруг опустила гитару, взглянула прямо в лицо Сбежнева внимательно и тревожно. – Вы хоть сейчас-то простили меня, Сергей Александрович?

– Мне не за что было тебя прощать. Напротив, я и тогда, и сейчас дивился твоей смелости. Немногие и светские барышни сумели бы поступить так, как ты... – Князь взглянул на Настю и вдруг улыбнулся. – А это ты сумела сохранить?

– Это? – Настя коснулась пальцами длинной нити жемчуга, свисающей до талии. – Еще бы мне было не сберечь. Ведь это единственный подарок, который мне от вас остался. Помните, я вам тогда сказала – жемчуг к слезам?

– И что – сбылось? – серьезно спросил Сбежнев.

Настя не ответила, снова улыбнулась, опустив ресницы. Илья, стоящий рядом, знал: больше ничего не скажет. Отчетливо понимая, что ни Настьке, ни князю он тут не нужен, чувствуя, что надо бы уйти или, на худой конец, отойти к цыганам, он не мог этого сделать.

Так вот откуда у нее эти бусы... Подарок сбежневский сберегла. Столько лет, чертова баба, берегла, и не потеряла, не подарила, не продала, как все остальное, как даже то, что он, Илья, дарил ей... Сохранила и нацепила сразу же – вот, мол, любуйся, князюшка милый, как я тебя помню, как любила... А князюшка и рад стараться. И ежу понятно, что из-за нее, Настьки, он и не женился. И врет, что случайно мимо проезжал, наверняка рассказали друзья, тот же Толчанинов или Строганов, что Настька в Москве, вот и понесся, как за святым спасением... Тьфу. Совсем совести у господ не стало, к чужим женам лезут в открытую. Что же Сбежнев так смотрит на Настьку? Неужто забыл, что законный муж здесь, рядом, и долго терпеть не станет? И плевать на Митро, и на цыган плевать – если этот князь еще хоть раз на его жену вот так посмотрит, он...

Настя поудобнее устроила на колене гитару.

– Что же мне спеть вам, Сергей Александрович?

– На твой выбор. Я ведь так давно тебя не слышал... Хотя, впрочем, нет. Спой, если не в тягость, «Снова слышу».

– Да ведь эту песню на два голоса надо, – улыбнувшись, возразила Настя, – а лучше на три петь. Вот, если дозволите, моя Даша...

– Нет, – перебил ее Сбежнев. И тут же смущенно улыбнулся, кинув взгляд на Дашку. – Пусть меня простит твоя дочь, я не сомневаюсь – она прекрасная певица, у вас с Ильей и не могла родиться иная... Но я хочу слышать тебя. Только тебя.

– Ваша воля. – Настя задумчиво перебрала струны.

Аккомпанемент романса был трудным, Илья знал наверняка, что сама Настька его не вспомнит. И точно – через минуту она обернулась к нему, взглядом прося помощи. Всего-то и нужно было подойти и взять на гитаре с десяток аккордов, но Илья отвернулся, медленно отошел. Стараясь не встречаться взглядом с цыганами, уставился в окно, за которым в темноте сада шуршал дождь. Хмуро подумал: и чего, в самом деле, беситься? Ну, приехал князь, ну, морочит Настьке голову словами всякими... Да ведь она не дура-девчонка, на слова не купится, не побежит за ним, подол задравши. Так, посидит, молодость вспомнит – всего и дел. Илья потер кулаком лоб, вздохнул... и резко обернулся, услышав высокую ноту скрипки.

Гришка стоял за спиной матери, и лицо его было совсем взрослым, серьезным. Глядя куда-то поверх голов цыган, он касался смычком струн, и казалось, будто грустная мелодия сама собой рождается прямо из воздуха. Вскоре к скрипке присоединились мягкие гитарные переборы, и Илья, вздохнув, понял, что Настька вспомнила-таки аккомпанемент. Короткий аккорд, пауза – и голос:

Снова слышу голос твой, слышу – и бледнею,

Расставался, как с душой, с красотой твоею...

Если б муку эту знал, чуял спозаранку, —

Не любил бы, не ласкал смуглую цыганку.

Краем глаза Илья заметил какое-то движение у двери. Он повернул голову и увидел Маргитку, заглядывающую в комнату из сеней. Поймав взгляд Ильи, она поманила его и тут же скрылась. Какое-то время Илья медлил, затем осмотрелся и, убедившись, что внимание цыган поглощено Настей и князем, не спеша вышел из комнаты.

В сенях было темным-темно.

– Девочка, где ты?

– Здесь, на сундуке.

– Что случилось? Зачем? Народу полон дом. – Илья на ощупь нашел руку Маргитки, притянул ее к себе. – Ты дрожишь вся, что с тобой?