Шкипер невозмутимо согласился, встал, попрощался и уехал. На другой день Степаныч занял денег у цыган, вечером вернул их Шкиперу, тот потихоньку сунул бумажки мне. Я, подумав, взяла, через несколько дней объявила деду, что выиграла по лотерейному билету, и Степаныч с облегчением пошел к соседям отдавать долг.

С того дня Шкипер стал бывать у нас, как раньше – его отец. Играл он, кажется, даже лучше Федора; по крайней мере, в области блефа ему цены не было. Степаныч уже вел себя осторожнее, да и Шкипер, видя, что деда «заносит», сворачивал игру:

«Хватит уже, Степаныч, спать хочу… Мне завтра в восемь утра в трех местах надо быть. Дела…»

Дед подсчитывал проигрыш, вздыхал и бурчал:

«Запустил в дом еще одного бандита на свою голову…»

Шкипер только усмехался:

«Кто сейчас не бандит, Степаныч? Жизнь такая…» – и продолжал появляться: иногда несколько дней подряд, иногда – раз в неделю, в месяц, иногда – пропадал надолго. У него правда было много дел.

Вскоре выявилась еще одна закономерность: стоило оказаться у нас Шкиперу – буквально через несколько минут раздавался звонок в дверь и на пороге нарисовывался Яшка Жамкин, мой сосед и бывший одноклассник, всегда жизнерадостный полуеврей в линялой тельняшке, один глаз желтый, другой – зеленый.

– Погрязова, привет, к вам Шкипер приехал?

– Приехал, а тебе чего?

– Чего-чего… В гости давай приглашай, я со вчера не жрамши!

Аргумент был убойный, и я приглашала. Яшке действительно постоянно хотелось есть: ему, как и мне, на тот момент шел восемнадцатый год – время самого активного роста. При этом Яшкина мамаша, закройщица из ателье через дорогу, после ухода мужа давно и прочно забыла, что такое готовить еду, вырывая время между двумя поллитровками лишь для того, чтобы кое-как отработать свою смену. Ее младшие дочери кормились по очереди у всех соседей, а чаще всего оказывались у меня. Старшей было около тринадцати, младшей едва исполнилось шесть.

При виде Шкипера у Жамкина загорались его разноцветные глаза. По пятницам, традиционным дням покера, Яшка дожидался еще на лестничной клетке:

– Шкипер, тебе машину помыть?

– Не, чижик, зачем?.. Дождь идет.

– А вдруг кончится?! Точно кончится, тока счас погоду слушал! Давай я мухой, отмою, как родную!

– Ну, если сил не жалко…

Яшка сиял улыбкой и уже через минуту топал по лестнице вниз с полным ведром воды, фальшиво распевая на весь подъезд:

Хорошо быть кисою, хорошо – собакою!

Где хочу – пописаю, где хочу – покакаю!

«Мерседес» он оттирал до зеркального блеска и, поднявшись к нам в квартиру, где уже шло сражение в покер, докладывал:

– Сделано, шеф!

Шкипер не глядя протягивал деньги. Яшка не глядя отводил его руку.

– Обижаешь…

– Держи! – хмурился Шкипер. – Девок кормить надо.

– Кормить-кормить… – ворчал Яшка, пряча деньги в карман. – Только жрать и умеют. Слышь, тебе моя Бэлка не нравится? Могу устроить…

Шкипер только усмехался, глядя в карты, но дед, забыв о своем флэш-рояле, взвивался до небес:

– Очумел, сутенер хренов?! Чего вздумал! Ей тринадцать лет! Под кого ты ее подсовываешь, паршивец?!

– Под кого, под кого… Под приличного человека… – бурчал Яшка. – Сама скоро алкашу в подворотне даст! Без никакой пользы для семьи! А так и человеку удовольствие, и ей доход. Я правильно говорю, Шкипер?

– Пусть подрастет Бэлка твоя, – совершенно серьезно говорил тот. – Лет через пять посмотрю. Сядь, чижик, не мелькай, карта пошла.

Яшка слушался и умолкал до конца игры, причем мог два-три часа сидеть неподвижно на полу у стены, глядя на Шкипера, как на икону. Когда покер заканчивался, Яшка шел за Шкипером словно пришитый, и его не останавливала даже захлопнутая перед его носом дверь туалета.

– Шкипе-е-ер! На два слова можно тебя?

– Брысь, – раздается из-за двери. Яшка мчится в кухню, подтаскивает табуретку к застекленному окошку между кухней и общим санузлом, взгромождается на нее и орет:

– Шкипер, можно я с тобой? А? Ты обещал в прошлый раз!

– Не физди, – спокойно слышится из сортира.

– Ну, Шки-и-ипер…

– Дашь ты мне отлить по-людски?

– Шкип… – Яшка падает с табуретки, отодвинутой от окошка дедом.

– Не лезь к людям, которые занятые, – внушительно говорит Степаныч, хватая Яшку поперек живота, как котенка, и вынося его из кухни.

Яшка верещит, ругается страшными словами, но вырваться из дедовских объятий невозможно.

Шкипер наконец уезжает, а Степаныч в коридоре внушает расстроенному Яшке:

– Ну, что ты к нему вяжешься, балбес? Не видишь, кто он есть? О матери бы подумал!

– Да я о ней и думаю! – вопит Яшка. – И об своих дурах! У матери зарплата сорок тыщ на новые! Мне что – на завод идти?!

– И иди! И иди! Я в ваши годы…

– Сейчас НАШИ годы! – отрезает Яшка. – Мне зарабатывать надо! А завод твой концы потихоньку отдает! ЗИЛ уже закрыли, шинный закрыли, на шарикоподшипнике два цеха еле пердят! У меня три бабы в доме, им жрать надо! Им одеть что-то на себя надо! Им мужиков надо! Где я им возьму, на ЗИЛе твоем?!