Этой позиции полностью и соответствует тот взгляд, что сущность и цель мышления, поскольку оно воспроизводит предметную реальность в ее чисто объективных характеристиках, состоит в воспарении от "конкретного" (как субъективного и неистинного) -- к "абстрактному" (в конечном счете к математически-геометрическому) выражению. Метафизическая логика вообще неразрывно связана с познавательной практикой механистического естествознания. И только из практики этого естествознания может быть правильно понято кредо метафизики в логике -- "от конкретного к абстрактному", что в ее устах звучит как "от неистинного -- к истинному", от субъективного -- к объективному знанию.

С точки зрения диалектики дело выглядит как раз обратным образом. Реальность, которую воспроизводит мышление в понятии, на самом деле конкретна. При этом "конкретность" понимается здесь совсем по-иному, нежели в метафизической гносеологии. Категория конкретности вовсе не сводится в диалектике к чувственно-наглядной полноте образов созерцания и представления, а выражает прежде всего объективную форму существования предметной реальности. Сама по себе предметная реальность "конкретна" -- независимо от созерцающего и представляющего ее субъекта, конкретна в том смысле, который мы старались изложить в первой части работы.

И поскольку мышление воспроизводит объективную конкретность, постольку процесс этого воспроизведения и выражается формулой "от абстрактного к конкретному", к соответствию с "конкретным".

"Абстрактное" же с точки зрения диалектики оказывается не целью, а средством, которое само по себе, вне процесса движения к конкретному, не имеет никакого объективного смысла.

Именно поэтому Маркс и определяет способ восхождения от абстрактного к конкретному как способ "правильный в научном отношении".

Обратный же способ, в случае если он обособляется в самостоятельную форму познания, естественно, выглядит как способ, в научном отношении неправильный.

Совсем не случаен тот факт, что, кроме Маркса, аналогичное понимание выдвигает только Гегель. Причина этого совпадения заключается в том, что до Маркса лишь Гегель стоит в логике на позиции сознательной диалектики. Диалектика же неразрывна связана с положением о конкретности истины.

Но именно поэтому чрезвычайно важно выявить не только противоположность диалектики -- метафизике, но и противоположность материалистической диалектики -- диалектике, развитой на почве идеализма, идеалистическому толкованию самой диалектики.

В этом и заключается общая задача второй части работы.

Гегель, как известно, был первым, кто понял процесс развития знания как общественно-исторический процесс, подчиненный не зависящим от воля и сознания людей законам. В качестве закона, управляющего всеобщим ходом развития знаний, он и обнаружил закон "восхождения от абстрактного к конкретному".

Прежде всего этот закон обнаруживается им в качестве простого эмпирически констатируемого факта -- факта прогрессирующего развития духовной культуры человечества. Бесспорно верно, что духовная культура, духовный мир человека, постепенно становится все богаче, все "различеннее", все сложнее и многообразнее, -- и в этом смысле -- "конкретнее". При этом духовный мир человека остается, несмотря на его сложность, единым "миром", который управляется едиными законами и представляет собой, таким образом, подлинное "единство в многообразии".

Движение от абстрактного к конкретному выступает у Гегеля прежде всего как та эмпирически бесспорная естественная форма, в которой совершается процесс построения "царства духа". Естественно, что вначале это "царство" -- то есть сфера человеческой культуры -- несложно, бедно сложившимися формами, то есть крайне абстрактно, а с течением времени становится все сложнее, богаче, разнообразнее -- конкретнее,

В этом, как нетрудно понять, нет еще ничего ни диалектического, ни идеалистического.

Идеализм, -- но одновременно и специфически гегелевская диалектика, -- начинается дальше, там, где Гегель ставит вопрос о движущих пружинах развития "царства духа", сферы сознания. Специфической особенностью гегелевской философии является то, что идея развития в полной мере применяется лишь к явлениям духа, к явлениям сознания.

Природа, вне и независимо от духа существующая, по его мнению, не развивается. Она противостоит сознанию как от века и навек одинаковая, застывшая во времени картина. В активном рассматривании этой неподвижной картины, этого царства вещей, вечно стоящих в одних и тех же отношениях друг к другу, сознание и осуществляет свою беспокойную деятельную природу.