Оказавшись дома, она сразу же поднялась наверх и открыла дверь в комнату Митча. Аккуратно прибранное помещение показалось ей пустым и голым, потому что ни одна вещь не напоминала о ее прежнем обитателе. Девушка вошла и села на кровать… его кровать… Потом бросила взгляд на белую подушку: здесь когда-то покоилась его голова. Она закрыла глаза и представила себе, как он тут лежал. На нее накатил приступ знакомой тянущей боли, и она покорно вытерпела это заслуженное наказание за свою глупость, ибо что может быть нелепее отвергнутой женской любви.

Любви… Ее губы скривились в горькой улыбке. Почему она не призналась в этом раньше… когда еще не все было потеряно?.. Зачем притворялась и обманывала себя?..

Очевидно, смерть тети Мей настолько потрясла, ее, что разрушила самозащиту и в какой-то момент вывела из равновесия; но вовсе не страдания заставили Джорджию в ту ночь броситься Митчу на шею. Просто чувства и тело уже знали то, что мозг отказывался признавать. Не потому ли она так и не сказала ему правды, не развеяла его заблуждений, не объяснила, что никакого женатого мужчины в ее жизни не было и нет? Если бы она это сделала, то между ними не осталось бы никакой преграды.

Джорджия закрыла лицо ладонями и погрузилась в горестные переживания.

Неужели в ней совсем не осталось гордости и самоуважения? Он ведь не любит ее. Он и той ночью ее не любил, но она пренебрегла этим обстоятельством…

Девушка застонала от боли. Вполне понятно, почему он сразу же бросил ее. Но понял ли он то, что она скрывала от самой себя? Разглядел ли он за внешней неприязнью ее истинные чувства? Не дай Боже. Пусть он верит, что его просто использовали, потерпев любовную неудачу с другим.

Джорджию охватила дрожь, и она снова почувствовала приступ тошноты. – Поднявшись с кровати, она пошла в ванную.

Постоянное недомогание совершенно вымотало ее, к тому же за весь день она не съела ни крошки, не считая того, что ей предложила Луиза.

Это все на нервной почве. Джорджия знала: люди по-разному реагируют на потерю близких. Кто мог предугадать, что ее замучают приступы тошноты…

Она помнила: впереди ее ждет множество неотложных дел, но никак не могла собраться с силами. Она чувствовала себя обескровленной и опустошенной, и навалившееся оцепенение было единственным спасением от безжалостного нападения ужасных химер: одиночества, боли и отчаяния. Пожалуй, лучше повременить… не предпринимать никаких действий… оставить все, как есть.

Она легла в постель, устало закрыла глаза и, обняв рукой подушку, нежно погладила ткань – так совсем недавно она гладила Митча. Но в отличие от него подушка была бесчувственной, немой, бесстрастной и бездушной…

Смежив веки, она тихо заплакала.

– Я же вижу, что тебе плохо, – настаивала Луиза, но Джорджия вяло все отрицала. Они сидели в агентстве, куда девушка зашла, чтобы сдать выполненное задание и забрать очередную порцию. Увидев ее напряженную сгорбленную фигурку и мертвенно-бледное лицо, Луиза тут же усадила девушку и посоветовала ей не впрягаться в работу, а хорошенько отдохнуть.

– Но я вовсе не хочу отдыхать, – возразила Джорджия и, запнувшись, добавила: – Я не могу…

– Тогда кому-нибудь придется заставить тебя это сделать. Послушай, – Луиза немного смягчилась, – я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, я ведь помню, что было со мной, когда я потеряла бабушку. Но, угробив себя, ее ты не вернешь. К тому же я точно знаю: ей бы совсем не понравилось твое сегодняшнее состояние.

Джорджия молчала. Конечно, Луиза кругом права, но ужасно стыдно признаться подруге, что смерть бабушки тут ни при чем: ее нынешняя подавленность и безразличие к самой себе имеют совсем другую причину. Ну разве можно рассказать Луизе о той ночи с Митчем?.. Обо всем, что было тогда сказано и совершено? При одном воспоминании о нем у девушки даже теперь пылали щеки и по телу пробегала предательская дрожь. Но еще хуже ей приходилось по ночам, когда усталый мозг отключался и из-под спуда стыда и виноватости выплывали самые нескромные желания; она скучала по Митчу, ждала и призывала его. Даже во сне ей не было покоя: воспоминания о нем, яркие и мучительные, являлись ей в сновидениях, создавая иллюзию незримых уз, которыми они с Митчем никогда не были связаны в реальной жизни.

Минуло две недели с тех пор, как похоронили тетю Мей. Джорджия постоянно испытывала потребность обсудить с бабушкой то или иное дело, но тут же вспоминала, что ехать в больницу уже не придется, потому что некому больше ее выслушать; она также довольно часто мысленно разговаривала с тетей Мей, и при этом у нее возникало странное ощущение, будто бабушка рядом, будто она слышит ее и сочувствует ей.

Джорджия не могла смириться с тем, что тети Мей больше нет, но ее утешало, что сама смерть была легкой и достойной и бабушка встретила ее именно так, как сама решила. Скорбь и боль от потери не отпускали девушку, но момент смерти бабушки не был омрачен для нее тягостными воспоминаниями.

А вот мысли о Митче были совсем другими – беспокойными и жалящими.

Просыпаясь по утрам от непроходящей тоски, Джорджия чувствовала себя совершенно больной.

Постоянное недомогание подтачивало ее силы, следствием чего стали бледность и худоба, столь обеспокоившие Луизу. Но пусть подруга говорит что угодно, а бросать работу сейчас никак нельзя, ведь это единственное, что хоть как-то отвлекает от воспоминаний о Митче, о его ласках…

Заметив, что девушка нервничает, Луиза нахмурилась.