Похоже, изо всей речи невидимого существа парнишка понял лишь одно слово: «провожу».

– Ку-ку-ку-ку-ку?.. да?..

– Для особо сообразительных повторяю еще раз, – откашлялась, снова вошла в образ и терпеливо проскрипела царевна. – Я провожу тебя к одному витязю… богатырю… то бишь, рыцарю, или как там они у вас называются… Договорить в этот раз беглец ей не дал.

Он медленно, рывками, словно только что ожившая деревянная кукла, повернулся в сторону таинственного голоса, и готовым сорваться на истерику звенящим шепотом вопросил:

– А… т-т-т-т-ты… к-к-к-к-кто?..

– Я?.. – вопрос любопытного спасуемого застал ее врасплох. Ну, вот какая ему разница, кто его спасает, если его спасают?

– Я… Я – дух леса… То есть, лесной дух… Значит… – неуверенно сообщила царевна универсально-обтекаемую версию. Кто знает, какая нечисть у них здесь в лесах водится? Конечно, можно было сказать «белочка», но обрадовало бы его это – еще вопрос.

– Л-л-л-лесной… д-д-д-дух… – тусклым голосом повторил за ней хорохорец.

– Да, да, дух, лесной, – нетерпеливо притопнула ногой Серафима, но вместо желаемого эффекта получился мокрый «плюх». – Ну, теперь ты со мной пойдешь, наконец?

– Т-т-то есть, в-в-верява? – шепот парнишки звенел и грозил каждый миг разлететься в пыль как бокал при самом верхнем «си».

Царевна, не задумываясь, кивнула, потом поспешно озвучила свое согласие с версией занудного подопечного:

– Вот-вот, верява, она самая. Признал, милок? Ну, теперь иди со мно…

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!.. БУМ. ШМЯК.

Убежать дальше первого встречного дерева горе-караульщик не сумел, как ни старался.

– Эй, парень, парень, ты чего? – тревожно кинулась к нему Серафима. – Ты живой, дурик?

Дурик был живой, хоть и в глубоком беспамятстве: даже его крепкий череп «маде ин хорохорская деревня» не смог без последствий перенести за полчаса два потрясения, переходящие в сотрясения.

Конечно, полежав под дождем, он рано или поздно пришел бы в себя, но рано или поздно происходит смена времен года, дрейф континентов, таяние ледников… Ждать столько Серафима не могла.

– Ах, чтоб тебя дрыном через коромысло… – болезненно морщась, оглядывала она шишку размером с сосновую на затылке несостоявшегося гонца и шишку величиной с кедровую – на лбу. – И чего он такой нервный оказался, спрашивается?.. Наслушаются сказок, а потом ломают лбами дубы… А мне теперь чего прикажете делать? Хотя, один вариант всё же оставался.

Иванушка в полусне оторвал голову от мешка с провизией, по совместительству – подушки и, не размыкая смеженных вежд, которые от дневной изматывающей усталости не могли быть разомкнуты до утра просто физически, прислушался. Приснилось ему или показалось?

Или это ночная птица кричит, потому что ей холодно, мокро, и у ней нет даже такого хлипкого убежища от дождя, как их палатка?

– Па… ма… ги… те… Па… ма… ги… те… Спа… си… те… Па… ма… ги… те… Нет, не показалось.

– Па… ма… ги… те…

– Что случилось, Иван-царевич? – от уровня пола отделилась еще одна голова – на это раз Бурандука.

– Кричит, вроде, кто-то… – взволнованно проговорил Иван, уже на ногах, накидывая на плечи армячок и пристегивая меч.

– Послышалось, поди… – со слабой тенью надежды простонал охотник, зная наверняка, что не послышалось, и не показалось, и не птица, и идти в холодину и дождь, боги милосердные знают куда, придется, как пить дать.

– Я быстро!.. – бросил на ходу лукоморец, перескочил через догорающие угли костра посредине, и только полог палатки хлопнул за его спиной.

– Постой, ты куда, высочество?!.. – панически заверещал Бурандук, вскочил, как подброшенный пружиной, подхватил колчан и кинулся во тьму и почти непроницаемую стену дождя вслед за подопечным.

– Гра… бют… У… би… ва… ют… – донеслось слабо откуда-то слева, и среди стволов как будто мелькнула Иванова спина.

– Держитесь!.. Мы идем!.. – раздался слева крик Иванушки, и охотник, довольный, метнулся на звук.

– Вашвысочество!.. Держись!.. Я за тобой!.. – выкрикнул костей и кинулся вслед.

– Отвечай, кошкин сын, где остальные деньги? – в который уже раз, грозно скрежеща зубами и вращая очами, вопросил купца Фома, хотя впору было не грозить, а плакать.

То, что денег наличных при Хверапонте было негусто, они выяснили в первые пять-семь минут. То, что он их не прячет ни в своих вещах, ни вещах возчиков и караульщиков, было наглядно продемонстрировано в пять минут последующие, что доказывали немудрящие пожитки хорохорцев, раскиданные по поляне под дождем. Много ли у купца Хверапонта денег вообще, и какую самую крупную сумму держал он в руках за свою жизнь, гвардейцы выяснили в следующую пятиминутку. Находчивый Спиридон предложил поинтересоваться у всех пленников, богатые ли у них родственники и много ли они дадут выкупа за таких важных персон, как двадцать возчиков, купец и четыре охранника, и, к удивлению своему, всего за десять минут обнаружили, что более нищие семьи вряд ли сыщутся во всем Белом Свете, не говоря уже о царстве Костей или Хорохорье.