Шагая по утренним тихим улицам, Эйдельман посвящал Урицкого в университетские дела. Он рассказал, что их университет, получивший имя святого Владимира, готовится отметить свое шестидесятилетие. Последние годы студенты вели ожесточенную борьбу за автономию университета и недавно ее получили. Теперь ректор и совет профессоров при решении серьезных вопросов обязаны советоваться со студентами.

— А вот и наша$7

Несмотря на лето и сравнительно ранний час, в университете оказалось довольно много народа.

— Люди пришли послушать наших студентов и преподавателей, — пояснил Борис. — Нет, разговоры здесь идут общеобразовательные, не о политике, — он заговорщически подмигнул Моисею. — Ну а если кто и задаст политический вопрос, нельзя же не ответить…

Пройдя в конец длинного коридора, Борис приоткрыл дверь в одну из аудиторий. В полутемном помещении были слышны негромкие голоса. Разговаривали по-польски.

— О, наш главный марксист появился, — обрадовался один из студентов, направляясь навстречу Эйдельману. — Просим разрешить наш спор. С точки зрения марксистской науки кто ближе к социальным изменениям: экономически развитая страна с современным рабочим классом или отсталая?

— Социальные изменения не достигаются схоластическими спорами. Их может достичь и в развитой и в отсталой стране только пролетариат. И сколько бы ни пыжилась самая передовая интеллигенция, ей эти вопросы без рабочего класса никогда не решить, — очень серьезно заговорил Эйдельман. — А где ваши рабочие? Насколько мне известно, в вашем кружке на одного рабочего приходится десяток пропагандистов. Или это не так?

Моисей видел, с каким вниманием молодые люди прислушивались к словам Бориса Эйдельмана. И поймал себя на мысли, что горд тем, что именно он привел его в университет, в этот кружок. Юный абитуриент еще не знал, что Эйдельман был одним из руководителей «Русской социал-демократической группы», созданной им вместе со студентом Яковом Ляховским еще в начале 90-х годов. Позднее к ним присоединился обладавший богатым революционным опытом рабочий Ювеналий Мельников. Группа эта занималась не только изучением, но и пропагандой марксизма и в настоящее время искала пути к объединению с кружками польских социал-демократов, имеющих связи с рабочими железнодорожных мастерских. Таким образом, общение Бориса со студентами из группы польской социалистической молодежи было не случайным.

«Теперь не надо искать единомышленников. Вот они!» — радовался Моисей Урицкий, когда Борис представил его кружковцам.

— А можно мне посещать ваши занятия? — спросил Моисей и почувствовал, что его просьба прозвучала очень по-детски.

— А почему бы и нет. Мы рады каждому штыку, направленному в сторону противника, — немного напыщенно высказался руководитель кружка студент Людомир Скаржинский.

— Но ему надо сначала поступить в университет, — Эйдельман попрощался с кружковцами и увел с собой Урицкого.

— А что же ты мне вчера не рассказал главного? — спросил Эйдельман, когда они вошли в широкий университетский коридор.

— О чем это ты? — искренне удивился Урицкий. — Я от тебя ничего не скрывал.

— А о том, что вы дружили в Гомеле с Альбертом Поляком! Он о тебе самого хорошего мнения. Говорит, что из тебя мог бы выйти отличный наборщик. Выше этой оценки нельзя и придумать, — засмеялся Борис-Альберт сказал, что ты уже однажды самостоятельно набрал целую прокламацию.

— Ну, положим, не сам, а под его руководством, — смутился Моисей. — А что, Альберт сейчас тоже в Киеве?

— Т-с-с, — приложил палец к губам Борис. — Не так громко, он на нелегальном положении. Но ты с ним скоро встретишься. А пока пойдем познакомлю тебя еще с одним хорошим человеком.

Кандидат прав Иван Чорба также входил в группу Эйдельмана. Чорба искренне увлекался марксизмом и по поручению группы популяризировал его среди студенчества.

Услыхав, что Урицкий намерен подать прошение о поступлении в университет, Чорба посоветовал:

— Сначала сходи к инспектору, выясни, что к чему…

Инспектор, ведающий в университете святого Владимира приемом документов, внимательно прочел характеристику и аттестат зрелости, выданный белоцерковской гимназией. Очевидно, высокие оценки по всем предметам произвели на него хорошее впечатление.

— Хотите, конечно, на медицинский?.. — спросил он, заранее уверенный в положительном ответе.

— Нет, иа юридический, — твердо ответил Урицкий.

— Ну что ж. Российской империи нужны защитники ее законов. Напишите прошение на имя ректора о зачислении на первый курс юридического факультета, принесите от местного военного начальника свидетельство о приписке к призывному пункту и заверенные нотариусом копии метрического свидетельства и аттестата зрелости. Кроме того, — продолжал инспектор, глядя куда-то мимо застывшего с документами в руках юноши, — до вступительных экзаменов необходимо представить в университет формулярный список вашего погибшего отца, справку о кредитоспособности его семьи и справку о политической благонадежности. Вашей политической благонадежности — подчеркнул инспектор. — Со всеми вышеперечисленными документами прошу ко мне, но не позже середины августа. Да, вы знакомы с процентной нормой для лиц нерусской национальности? Это надо иметь в виду при сдаче вступительных экзаменов, — добавил он почти благожелательно и поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена…

— Вот и ясна программа на ближайшее время, — сказал Чорба, выслушав вернувшегося от инспектора Урицкого. — От меня пока пользы мало: вот только помогу написать прошение о зачислении по всей форме, а уж остальные бумаги придется добывать самому.

На следующее утро Моисей отправился на призывной участок. Получить свидетельство о приписке оказалось непросто: необходимо было пройти медицинскую комиссию, которая собиралась два раза в месяц. Единственно, что удалось сделать без проволочек, — это заверить у нотариуса копии. Узнав, когда собирается очередная медицинская комиссия, Моисей выехал в Черкассы.