—А где те документы, которые ты на Боброва нашёл? — спросил Егор. — Тот самый убойный компромат? Где теперь эти документы?

Максим опустил голову и нетерпеливо произнес:

—Я как будто со стенкой разговариваю. Я же сказал, что всё, точка. Я ничего не знаю, ни в чем не участвую. Никого не хочу видеть! И ничего не скажу!

—Так где документы? — мягко спросил Егор, не обращая внимания на предыстеричное состояние Максима. — Только скажи, где документы, и все.

—В автомобиле они оставались, когда эта авария произошла, — несдержанно выпалил Максим, — естественно, что след их потерялся. Наверняка те, кого эти документы интересовали, их из машины изъяли.

—Но ты ведь всё помнишь? — спросил Егор. — У тебя же профессионально цепкая память?

—Ничего не помню, — с нескрываемым раздражением ответил Максим, — у меня было сотрясение мозга. Ничего не помню и не хочу помнить! Все, ребята, мне пора в корпус. Вон и сестра уже идет. До свидания.

Действительно, со стороны больницы приближалась медсестра. Она подошла и с улыбкой сказала:

—Извините, уважаемые посетители, но больному уже пора в палату, у нас начинается обед. Пойдёмте, Максим.

Юрист поднялся с помощью сестры и медленно побрел в сторону белого больничного здания.

—Глухой номер с ним разговаривать, — сказал дядя Гарик. — Ничего он нам не расскажет. Боится. Как я уже привел пример из классики, для Максима теперь «сильнее кошки зверя нет».

—«Мыши кошку изловили, в мышеловку посадили», — негромко процитировал Егор детский стишок. — Но он многое знает. Он может многое нам поведать. Если захочет.

—Не будет он нам ничего говорить, — ответил дядя Гарик, — да и что ещё нам нужно знать? Мы уже все, что нам нужно, знаем! Бобров с твоим отцом поссорился, фабрику отнял, квартиру отнял, жизнь отнял. Так что он один и виноват. Ему и ответ держать…

—Ты в снайперских винтовках разбираешься? — неожиданно спросил у дяди Гарика Егор.

ДГ слегка опешил от неожиданной перемены темы разговора, но быстро сориентировался, выдержал паузу и ответил вполголоса:

—Не слишком хорошо, но стрелять приходилось, а что ты еще удумал? Боброва застрелить из винтовки?

—Да, — выдохнул Егор, — завалю гада.

—Ты крещеный, кажись? — спросил ДГ.

—Крещёный, — подтвердил Егор, — а что это меняет?

—Сказано: «не убий», Новый Завет читал? — спросил дядя Гарик.

— Ты в Афганистане убивал, хотя тоже крещёный, — ответил Егор, — так что не надо мне о заповедях напоминать!

— Там, в Афгане, враги были, — сказал дядя Гарик, — а тут мирная жизнь.

— Ой, ДГ, какие там враги были в Афгане? — спросил Егор. — Из-за амбиций политиков столько русских парней полегло! А здесь, в город, где я родился и жил, пришёл какой-то Бобров, чтобы все разрушить. Он мой личный враг. И он первый объявил войну моему отцу. А теперь настало время для ответного удара.

— Упрямый ты, Егор, — сказал дядя Гарик. — Обещал ведь мне уехать в Америку. Но я не боюсь. Все равно ты ничего такого не сможешь сделать. Где ты снайперскую винтовку достанешь? Их пока ещё в охотничьих магазинах не продают.

— Ты мне поможешь найти винтовку, — ответил Егор.

— А я-то как тебе помогу? — удивился дядя Гарик. — У меня знакомых нет, которые снайперскими винтовками торгуют. А если бы и были, то я тебе бы не стал помогать, потому что нереально это, губернатора убить. У него охрана такая, псы натасканные, да и тебе грех на душу брать я не дам!

— Эх, ДГ, — усмехнулся Егор, — хорошо, что ты привык дома в одиночку напиваться, ведь язык у тебя, пьяного, совсем не держится! Болтаешь разное…

Дядя Гарик мгновенно насторожился:

— А что я тебе пьяный говорил? Мало ли что я тебе пьяный говорил. Пьяный человек, он за свои слова не отвечает. Мало ли чего я болтал спьяну. А что я болтал?

— А чего это ты так разволновался? — спросил Егор, внимательно глядя в глаза ДГ. — Значит, не соврал вчера пьяный, что у тебя «СВД» припрятана на всякий случай? Есть у нас снайперская винтовка, стало быть!

— Тс-с, — испуганно прошипел дядя Гарик, приложил палец к губам, быстро огляделся и прошептал: — Ты чё мелешь-то? Какая винтовка?

— Снайперская винтовка Драгунова, — прошептал ему в ответ Егор, — вся в масле, новенькая, не пристрелянная даже. Лежит у тебя в стене сарая лет десять, с того момента, когда ты собирался своего обидчика застрелить, из-за которого тебя из армии выперли. Купил ее у знакомого прапорщика на складе в Туле, выносил по частям. Прапорщика потом арестовали, и он в тюрьме удавился под тяжестью улик.