Вот почему ответ Бога звучит одновременно и как отказ назвать Свое имя, и как согласие открыть Себя. Он говорит о Себе просто: «Я есмь Сущий» (Исх 3:14), [34] то есть Он — это просто Он. Это одновременно имя и не-имя. В соответствии с этим представляется совершенно верным то, что в Израиле это самоименование Бога, услышанное в слове «Яхве», не произносилось и потому не было низведено до уровня имени некоего божества. И совершенно неверным поэтому представляется то, что в новых переводах Библии это имя, которое для Израиля всегда считалось таинственным и непроизносимым, пишется как самое обычное имя, вследствие чего тайна Бога, не имеющего ни зримого образа, ни произносимого имени, предстает как нечто совершенно обыденное, описываемое в категориях какой-нибудь общей истории религий.

При этом, однако, бесспорным остается одно: Бог не просто отмахнулся от Моисея, воспротивившись назвать Свое имя; и для того чтобы понять это странное слияние именования и неименования, мы должны уяснить себе, что это, собственно, такое — имя. Самым простым было бы сказать, что имя — это форма, дающая нам возможность обращаться к другому, звать его. Оно устанавливает связь. Когда Адам дает имена животным, то это не означает, что он определяет их сущность, это означает, что он их встраивает в человеческий мир, приспосабливает их к себе, чтобы иметь возможность к ним обращаться. Если иметь это в виду, то становится понятным, какова положительная составляющая имени Бога: Бог устанавливает связь между Собой и нами. Он делает Себя доступным для нас, дабы мы могли к Нему обращаться. Он вступает в связь с нами и предоставляет нам возможность быть связанным с Ним. Это означает, однако, что Он так или иначе отдает Себя нашему человеческому миру. Он становится доступным и потому уязвимым. Он берет на Себя риск отношений с нами, бремя сосуществования с нами.

То, что привело к Его вочеловечению, началось с Его именования. И действительно, когда мы будем рассматривать Первосвященническую молитву Иисуса, мы увидим, что Иисус представляет Себя тут как новый Моисей: «Я открыл имя Твое человекам…» (Ин 17:6). То, что началось при неопалимой купине в Синайской пустыне, завершается «горящим кустом» Креста. Через Своего вочеловечившегося Сына Бог действительно стал доступным для нас — Тем, к Кому можно обратиться. Он стал частью нашего мира, отдав Себя, так сказать, в наши руки.

В свете всего вышесказанного мы понимаем теперь, что означает прошение об охранении святости имени Бога. Ведь имя Бога может быть осквернено, а это значит, что Сам Бог может стать жертвой осквернения. Имя Бога может быть использовано в наших личных целях, и тогда может быть искажен Сам образ Бога. Чем больше Он отдается в наши руки, тем больше у нас возможностей помрачить Его свет; чем ближе Он к нам, тем явственнее последствия наших злоупотреблений Им, искажающих Его образ до неузнаваемости. Мартин Бубер однажды сказал, что при всех тех позорных надругательствах над именем Бога, которые лежат на нашей совести, нам вообще должно быть стыдно величать Его как бы то ни было. Но молчать о Нем, не называть Его никак означало бы, считает Бубер, и вовсе отвернуться от Него, открывшего нам Свою любовь. Так что нам ничего не остается, говорит Бубер, как с величайшим благоговением извлекать из грязи отдельные фрагменты Его имени, с тем чтобы попытаться очистить их от скверны. Но мы не в состоянии справиться с этим в одиночку. Мы только можем просить Его Самого не допустить, чтобы свет Его имени померк в этом мире.

И эта просьба о том, чтобы Он Сам взял в свои руки защиту Собственного имени, чтобы Он сохранил для нас чудесную тайну Своей «доступности», дающей нам возможность звать Его, обращаться к Нему, просьба о том, чтобы Он Сам пробивался к нам сквозь все искажения, — эта просьба является одновременно обращением к нашей собственной совести: как я сам обхожусь с именем Господа? Замираю ли я в благоговейном почтении пред горящим терновым кустом, пред непостижимостью Его непреходящей близости, простирающейся до настоящего времени и пресуществляющейся в таинстве Евхаристии, когда Он в прямом смысле отдает Себя в наши руки? Что я делаю для того, чтобы Святое бытие Бога с нами не обернулось для Него погружением в скверну, а, наоборот, обернулось для нас восхождением к Его чистоте и святости?

Рассматривая это прошение о Царстве Божием, мы должны вспомнить все то, что мы уже говорили о понятии «Царство Божие». Это прошение само по себе означает в первую очередь признание нами главенства Бога: там, где Его нет, там нет и добра. Там, где люди не видят Бога, там начинается разрушение человека и вместе с ним разрушение мира. Именно об этом говорит нам Господь: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф 6:33). Эти слова указывают на иерархию приоритетов в человеческой деятельности, они дают нам ориентиры для нашей повседневной жизни.

Это отнюдь не означает, что нам уготованы молочные реки с кисельными берегами за то, что мы будем благочестивы и набожны, или за то, что нам «понравится» Царство Божие. Здесь не может идти речи о некой заданной модели мира, самовоспроизводящейся при определенных условиях, как об этом мечталось утопистам — строителям бесклассового общества, в котором все само собой должно было складываться идеально только потому, что отсутствует частная собственность. Таких простых рецептов Иисус нам не дает. Но Он устанавливает, как уже говорилось, приоритеты, которые определяют все. «Царство Божие» означает «власть Бога», а это, в свою очередь, означает признание главенства Его воли. Эта воля определяет правду, частью которой является то, что мы признаем Его право и обретаем благодаря этому мерило права и правды в отношениях между людьми.

Иерархия приоритетов, данная здесь Иисусом, заставляет нас вспомнить об одном ветхозаветном эпизоде, повествующем о первой молитве Соломона после его вступления во власть. Здесь рассказывается о том, как Бог явился во сне молодому царю и предложил исполнить одно его желание. Классический мотив, заветная мечта человечества! О чем же просит Соломон? «Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло; ибо кто может управлять этим многочисленным народом Твоим?» (3 Цар 3:9). Бог воздает Соломону хвалу за то, что он не просил, как водится, «богатства, имения и славы и души неприятелей твоих» и также не просил «многих дней» (2 Пар 1:11), а просил даровать ему то, что составляет истинную ценность: разумное сердце, способность различать между добром и злом. За это Соломон получил не только премудрость, но и прочие блага.