Лилиан берет Линду за руки и тянет на себя, отступая на коленях по кровати. Ослепительно белая раковина покрыта голубым пушистым одеялом, обтянутые сеткой колени Лилиан проваливаются в перину. Линда ползет за ней, она остается нагишом, теперь только англичанка прячется в сети. Я не вижу, как расстегиваются эти доспехи, но сеть наверняка чрезвычайно крепкая.

Овальная черная джакузи, полная ярко-оранжевой пены. Подсветка снизу, свечи по бокам, в театре на стене – хаос теней, из колонок накатывает новый техно-джаз. Умывальня габаритами сравнима с квартирой дознавателя Полонского, стены и пол из черного мрамора. В мраморе перемещаются змейки светильников, окно распахнуто в лазурь белой питерской ночи.

Оказывается, на шее у мисс Лили ошейник с коротким поводком, за который тянет моя жена. Я погружаюсь рядом в воду, Лили ныряет лицом вниз, в пену. Какое-то время женщины целуются, сплетаются ногами и руками, оставляют меня в покое. Здесь чертовски глубоко, никогда еще не сидел в ванне такой глубины. Сидеть, собственно, невозможно, погружаешься с головой. Со стен бьют потоки такой силы, что меня швыряет из стороны в сторону. Потолок меняет цвет, становясь оранжевым зеркалом. И в этом зеркале, в клубах пены, я вижу мокрые вихры, великолепную, чуть колышущуюся грудь Линды и руку мисс Лилиан.

Линда сидит на краю ванны, она дергает за поводок ошейника, мисс Лили падает вниз.

– Теперь мой Ронни, как следует, намыливай…

Наверное, Лили старается, но Линде этого недостаточно. Она руководит спектаклем, она с удовольствием гладит себя. Я невольно застываю, так прекрасна эта женщина. Надо будет сказать Гирину, что визажисты слегка перестарались. Даже в парной новая Линда похожа на богиню: настоящая жена Юханова удавилась бы от зависти. Мисс Лилиан тоже смотрит на мою жену, приподнимается и целует ее в губы. Я сижу по шею в воде.

– Вымой мне ножку. – Линда протягивает подружке свой педикюр. – Девочка моя, ты не научена, как мыть дамам ножки? Язычком, кошечка, язычком…

Губы и язык Лилиан движутся чрезвычайно усердно, я засматриваюсь на их ласки и пропускаю важный момент.

Рон его тоже пропустил.

Госпожа из Англии внезапно оказывается надо мной, очень близко, я падаю навзничь в оранжевый пенный вихрь, потом хрипящего Рона выволакивают наружу. Лилиан ухмыляется, широко раздвигает бедра и трется щекой о бархатный живот Линды. Несмотря на кашель и потоки воды с головы, я не могу удержаться и гляжу туда. Потом поднимаю глаза: губы рыжей англичанки что-то беззвучно произносят.

«Тебе конец».

– Тебе нехорошо, милый? – Линда смотрит на меня с любовью.

Я тоже смотрю на нее, и я тоже люблю ее. Я безумно люблю эту женщину и практически забываю, что она не настоящая. Настоящая Линда Юханова находится в другом городе, и той, настоящей, наплевать на меня.

Рон Юханов купил у нас то, что не могут предложить другие, и теперь в ужасе, потому что часы тикают. Очень скоро все закончится, и все вернется на свои места, а так не хочется расставаться с покупкой. У Рона есть все, что он мог пожелать в этом мире. Он дрался за каждый сантиметр этого пути, дрался с тех пор, как сделал первый вдох.

И оказался один.

Ничего удивительного, когда отрываешься от погони.

Мы бесконечно долго смотрим в глаза друг другу, потом Линда смаргивает, и игры продолжаются. По всему заметно, что ее чертовски возбуждает мое присутствие. Она приподнимается, смуглые плотные ноги расставлены, моя жена трогает себя за соски, она любуется своим отражением в зеркале. Ее грудь покрыта капельками пота: наверное, в ванной стоит порядочная жара. Лилиан ползет за ней на четвереньках, приподняв голову с трепещущим язычком. С нее течет потоками, тысячи огней убегают в бесконечные тоннели в толще мрамора. Стоны Линды. В отражении я вижу, как руки Лилиан ласкают Линде низ живота.

Дальнейшее происходит очень быстро.

Линда выключает воду и придвигается еще ближе, превращаясь в темноту, в темную влажную гору, в дрожащее марево. Она нежно притягивает меня к себе, но я внезапно вырываюсь. Что-то не так, что-то меня напугало, словно ужалила оса.

Лилиан запускает пальцы мне в волосы. Кажется, у нее слабые тонкие руки, но это ложное ощущение. Мою голову дергает в сторону, возникает ощущение дурноты, а потом я вижу отражение их борьбы в мокром кафеле.

«Тебе конец».

Некоторое время я не понимаю, почему не могу поднять лицо. Это не мое лицо, но инстинкт самосохранения так и кричит, чтобы я проверил сохранность глаз.

Линда ласково наблюдает за мной, ее ресницы подрагивают, а такой взгляд бывает только у бесконечно влюбленной женщины. Где-то сбоку рыжая тварь прижимает свое лицо к промежности Линды. Тот я, который лежит на кушетке в темноте лаборатории, мысленно считает до двадцати, чтобы не сойти с ума, чтобы не нажать кнопку прерывания.

Прерываться мне нельзя. Можно упустить нечто, не имеющее отношения к сексуальным пристрастиям покойного магната.