– Обалдеть, – сказать мне больше нечего, я даже забыл про сок, который держу в руке. – Но эту категорию, насколько мне известно…

– Все верно, – угрюмо кивает госпожа подполковник. – Федералы присваивают «Д» на непродолжительное время своим оперативным агентам, и только тем, кто занят в наружке. Девица открыла все двери своим принтом, и никто из этих толстозадых придурков не пошевелился; так и продолжали дрочить перед своими пультами. Но я хочу сказать другое – мы прочитали записи всех камер и нашли момент, когда девушка вошла в подъезд. Она действовала как настоящий профессионал, Януш. Уж поверь мне, парни смотрели, а они свое дело знают. Никакая актрисочка или гетера не смогла бы так просчитать момент. Мы смотрели запись вместе с вашими подвальными крысами и только с третьего раза засекли ее передвижения. Можешь себе представить? Потом захочешь – я тебе покажу.

– Не стоит, верю… – Я следил, как уплывают вниз огоньки посадочной полосы.

– Веришь? А я вот не верю, что профессионал наружки, синий флажок и обладатель универсального принта вдруг исполосовал себя бритвой.

– Она перформер. То есть внутри сценария она – совсем другой человек. Личность полностью задавлена.

– Кто ее мог заставить, Полонский? Это возможно, я имею в виду – в рамках вашего гнусного перфоменса – так искалечить человека? Пока я спрашиваю тебя, но могу ведь направить запрос прокурору.

– Я надеюсь, что привезу ответ, Клео. Я очень надеюсь. Пожелай мне, чтобы было не поздно.

– Не беспокойтесь, наша беседа не записывается.

– Да мне наплевать… Чем вы можете повредить моей репутации?

– Пожалуй, ничем, о вас наслышана вся страна.

– Вот видите. – Мужчина в шезлонге с хрустом потянулся. – Я – счастливый человек.

Его лицо закрывает сомбреро, по загорелой волосатой груди порхают клыкастые махаоны. Верхняя часть его туловища раскрашена, как шахматное поле, а ноги, напротив, загорели в полоску. Хотя, скорее всего, хозяин бунгало не загорает вовсе, а пользуется кремами и «мейкапом». Его лицо действительно известно половине молодежи страны, той половине, что сходит с ума от медиативного рока.

– Мне наплевать на репутацию, но кое-что следовало бы уладить. Оба мои адвоката погреются тут с нами, вы не против?

Легкий кивок в сторону колышущихся простыней скринов. Оттуда казенно улыбаются двое в черном, застегнутые на все пуговицы. Последний писк моды для публичных людей, называется «мой адвокат всегда со мной». Не слишком дорого и очень эффективно, особенно во время публичных выступлений, когда одно слово может стоить скандала.

– Я не против адвокатов, но характер беседы настолько конфиденциальный …

– Зато я раздену вас до нитки, если хоть одно мое слово подвергнется цитированию без письменного разрешения.

Янушу так и не удается определить, прослушивает ли кто-нибудь беседу. Скорее всего, его визави блефует. Гирин клятвенно обещал, что убедит рок-кумира не записывать встречу.

– Договорились. Петр… Я могу называть вас так?

Примирительный жест двумя пальцами в ответ. Ни «да», ни «нет».

Тропическое солнце прижигает дознавателю спину. Он примчался сюда прямо с рейса и теперь с тревогой ощущал, как даже в толстых ботинках начинают плавиться ступни.

– Почему вы купили у нас «Нугу»? Это первое ваше приобретение в области персональных шоу?

– Первое, но мне в кайф.

– Могу я спросить, почему вы не приобрели «Лукум» или другую вариацию «Щербета»?

– Потому что мне в кайф.

– Ясно.

Дознаватель отирает пот со лба. Чемоданчик с собранным и готовым к использованию скраббером ждет возле ног. Половину дороги Януш штудировал инструкцию, которую как будто нарочно написали с издевкой. Добрая половина терминов предназначалась только для спецов разведки, а обещанных практических рекомендаций не было вовсе. Человек «со стороны» вообще не понял бы, с чем столкнулся.

Потому что скрабберов не существует.

Януш помнит коротенькое слово, которое в аэропорту прошептал ему на ухо незнакомый мужчина со свертком. Януш произнесет это слово в микрофон своего скрина, в случае если скрабберу будет угрожать похищение. И через несколько секунд, даже если воры будут увозить прибор на скоростном планере или катере, вся его электронная начинка превратится в запеканку.

Если дознаватель не успеет сказать слово, он наберет несколько цифр. Их тоже бархатным голосом подсказал мужчина, подсевший за столик в зале ожидания. Мужчина тонкой губой прикасался к поверхности кофе, листал журнал и показывал Полонскому в журнале расписание полетов. Он деловито что-то подчеркивал, но говорил при этом совсем не о самолетах. Он говорил о том, что скраббер ни при каких обстоятельствах не должен попасть в чужие руки. Что если не удастся сказать заветное слово или набрать комбинацию цифр, даже это не беда. Главное – после прилета и получения багажа немедленно уединиться, собрать прибор из одиннадцати частей, разложенных по разным углам чемодана, и приложить ладонь к опознавателю на рукоятке.

После этого чемодан становится братом и другом, нельзя отходить от него больше чем на пять метров. То есть отойти можно, но скрин немедленно подаст сигнал, свистнет в ухо. Спустя десять секунд свистнет вторично, и скраббер расплавится.

Если случится так, что чемодан не дадут унести дальше пяти метров, а также зажмут рот и свяжут руки, следует быстро и спокойно выбрать способ самоубийства. Возвращаться в Россию и планировать дальнейшую деятельность не рекомендуется.

Мужчина с тонкими губами произнес это все своим бархатным голосом, не отрывая глаз от журнала. У собеседника была очень ровная гладкая кожа, несомненное следствие качественного «мейкапа», а на ладонях чуть отсвечивала прозрачная пленка. Когда кофе закончился, Януш переложил сверток в чемодан.