Опять изменил себе и попусту начал ругаться. Лихорадочно листаю лоцию. Считаю острова и скалы, смотрю на их изображения и теряю всякую уверенность. Юлия тоже колеблется.

– Надо дойти до них. Если там есть люди или оттуда видны более крупные острова, тогда это могут быть только Канарские острова.

Идем прямо на скалы. Занявшись с картами и лоцией, выпускаю румпель. Шлюпка тотчас же становится бортом к волне. И я снова берусь за ведро.

Приближаемся. Никаких признаков жизни.

Уже полтора часа до рези в глазах вглядываемся в острова и строим разные предположения.

– Ну а если это Мадейра? – осторожно спрашивает Юлия и вздыхает так, словно сбросила с себя неимоверную тяжесть.

– Исключено! Туда нас мог бы забросить только сам дьявол!

Но сомнение уже посеяно. Снова копаемся в лоции и в картах. Острова похожи и на Мадейру!

– Все! Хватит! Если мы достанем лоцию Британских островов, то убедим себя, что эти скалы похожи и на них. Будем считать, что это Алегранца.

Я тысячу раз учел все курсы, повороты и смены галса и не обнаружил никаких ошибок. Течение, конечно, может обмануть нас, но ненамного. Исключено, чтобы мы двигались скорее, чем показывает лаг.

Очертания островов делаются отчетливее, и нам становится ясно, что здесь нет признаков жизни. Нет и маяка.

Мне кажется, что я вижу еще какую-то землю. Она угадывается едва-едва. Может быть, это облако? Нет, это Канарские острова! Вот маяк на Алегранце. Его установили почему-то на берегу, возле самой воды, а не на горе. Если бы я отвечал за строительство маяков; я ставил бы их на самых высоких местах, огромные, как колокольни, для успокоения примитивных мореплавателей, которые находятся в условиях, близких к кораблекрушению.

– Если ветер не ослабеет, то через 30 часов мы будем в Лас-Пальмасе. Здесь полно маяков – и на Лансароте, и на Фуэртевентуре. Никак не собьешься с курса.

Юлия устало кивает.

Все это действительно замечательно, но в такой шторм лучше держаться подальше от берегов; Боюсь, если что-нибудь случится с мачтой, течение может выбросить нас к подножию одного из этих прекрасных, как храмы, маяков.

Итак, вперед, к острову Гран-Канария, на котором находится Лас-Пальмас! И подальше от берегов.

Усталость навалилась с новой силой. Страшно хочется спать. Возбуждение нескольких последних часов, когда я бился над проблемой «Алегранца – Салвагем» сменилось апатией. Лучше бы мы не узнавали этих островов до самого Лас-Пальмаса.

Восьмой день длится этот проклятый шторм. Восьмой день нечеловеческого напряжения. Мы уже не чувствуем никакого страха перед стихией и лениво провожаем взглядом очередную водяную гору, надвигающуюся на шлюпку.

За шесть часов сна я готов отдать половину нашего снаряжения. Говорят, что, перетрудившись, трудно заснуть, но я что-то сомневаюсь в этом.

Улыбаюсь жене – мы все-таки выдержим. И будем спать беспробудным сном целые сутки!

Какое облегчение! Мы увидели Канарские острова.

Мы столько времени не спали, что я потеряла чувство реальности. Голова моя как в тумане, я тут же забываю все, что с нами случилось час назад. За все эти дни (сколько их?) помню только, что мы хотели спать, убирали и поднимали паруса, привязывались тросами, черпали ведрами воду. И все время следили за волнами.

Этот компресс, который я не снимала уже несколько дней, все время меняет свое состояние: мокрый, полувлажный, почти сухой, мокрый…

Этой ночью мы решили хотя бы немного поспать и меняться на вахте каждые два часа. После стольких дней борьбы с океаном мы научились вовремя изменять курс и подставлять набегающей волне корму. Нас стало меньше заливать, и появилась возможность иногда передохнуть на несколько минут. Но, для того чтобы уходить от волн в течение двух часов, надо быть поистине виртуозным штурманом.

И все-таки мы решили попробовать. Дончо уговаривал меня идти в рубку, но я настояла на том, чтобы бросить жребий. Первым выпало спать Дончо, и он, недовольно бурча, растянулся на матрасе.

Я дала себе слово поднять его только в самом крайнем случае. Не знаю, что я имела в виду под «самым крайним случаем», но мое решение было твердым.

Первые полчаса мне удавалось более или менее благополучно увертываться от волн, но потом вода в шлюпке быстро начала прибывать. Внезапно я почувствовала резкое головокружение. Одновременно с этим к однообразному грохоту океана стали примешиваться какие-то звуки; я с удивлением разобрала медный голос трубы. Затем добавились еще инструменты. Звучала искаженная «Литургическая симфония» Онегера. Но почему здесь? В это время блеснул маяк острова Фуэртевентура – я знала, что это должен был быть именно он.