Шрифт:
– Конечно, – подчеркнул мой собеседник, – Фэн не плакал над трупами казненных, подобно Филиппу Второму испанскому, и не заказывал по ним молебнов, подобно Ивану Грозному, но притча об ораторах и милиционерах кое-что дала. Чаще и чаще стали выезжать студенты военной школы в войска, меньше бросались в глаза маузеристы…
А маршал, ссылаясь на одного богдыхана-философа из древнейшей династии Тан, с лукавой усмешкой на крупном лице сказал своему старшему советнику: «Да! Гиганты пользуются доводами, пигмеи – палкой…»
Будучи настоящим диалектиком, Виталий Маркович пытался трезво оценить те глубокие процессы, которые взбудоражили проспавшие века китайские массы. Вспомнил он Бернарда Шоу. Явились к нему друзья, назвали сорок томов, объяснявших причины падения Римской империи. А он им: «Я это выражу всего лишь четырьмя словами: Рим перерос своих владык!» Вот и Китай начал перерастать своих старых, тронутых глубокой эрозией повелителей. Ищет новых вождей. Завтра, нет сомнения, будут социалисты, коммунисты, а нынче – вот они, такие, как Фэн…
Тепло отзывается о китайском маршале-христианине и бывшая переводчица В. В. Вишнякова-Акимова в своей весьма интересной книге «Два года в восставшем Китае». [1] «Что-то в нем было привлекательное, и я поняла, почему Примаков так ему симпатизировал».
Мемуаристка хорошо говорит о начальнике Калганской группы инструкторов, подчеркивая, что он был одним из немногих советников, пополнивших нашу китаеведческую литературу. Она имела в виду «Записки волонтера», [2] выдержки из которых читал их автор в гостинице «Княжий двор».
1
Москва, изд-во «Наука», 1965.
2
Лейтенант Аллен. Записки волонтера (Гражданская война а Китае). Ленинград, изд-во «Прибой», 1926.
Кое-что находим мы в книге Вишняковой и о славном соратнике Примакова по черниговскому большевистскому подполью, червонному казачеству и Китаю. Она вспоминает, что из всех советников один Михаил Зюка вступал в рукопашные драки с белогвардейцами в Пекине и даже с английскими полицейскими посольского квартала. Завидев под вечер его слегка приземистую фигуру с кавалерийской походкой враскачку, они спешили покинуть пост и переждать грозу за углом.
Вот почему Примаков поручил именно Зюке – бывшему начальнику грозной артиллерии червонного казачества, доставить пойманного белогвардейского волка Анненкова из Калгана в Москву. Тому Зюке, который в бою, заметив малейшее волнение своих пушкарей, разувался и продолжал как ни в чем не бывало командовать: «Батар-р-рея, огонь!»
– Между прочим, наш старый политкаторжанин, – вспомнил тогда, в «Княжьем дворе», Виталий, – показал себя мастером и изысканной эпистолярики. В своей работе я привожу и доклад Зюки старшему советнику. В нем ярко обрисована и караванная верблюжья тропа через пустыню Жэхэ. Там есть и о сушеном мясе, которым питались китайские всадники, и о ждавших впереди на всех стоянках и привалах верблюдах с вьюками провианта для людей и с бобами для лошадей, о ночевках, которые проводились на двадцатиградусном морозе в чистом поле, где, чтоб лучше согреться, люди и кони лежали вповалку. И о стычках с хунхузами, которые потом присоединились к авангарду полковника Яна, бывшего хунхуза, чтобы вместе идти против мукденцев. Заканчивает он так свое послание: «Это письмо я пишу из богдыханских покоев, а за окном у меня цветут розы и журчит фонтан… Примите мой привет и не откажите прислать хорошего табака для моей трубки…» Ясно – наш неунывающий пушкарь всюду верен себе…
После Китая Михаил Осипович Зюка десять лет командовал стрелковыми дивизиями в Забайкалье, Ленинграде. До августа 1936 года он возглавлял 25-ю Чапаевскую дивизию.
Восстановлено доброе имя Михаила Зюки. И не так давно пришло письмо из Кривого Рога.
«Я, Зюк Валентин Михайлович, каменщик СУ-8, долго мучился желанием написать Вам хорошее благодарственное письмо… Мне было 11 лет, когда я остался без родителей. У меня нет фотографии отца. И только упрямая мальчишечья память сохраняет до сих пор дорогой образ. Работаю на стройках Кривбасса, воспитываю сына Сережку. Много читаю, увлекаюсь живописью, кино. Хочется воспитать деду достойного внука. С криворожским приветом
В а ш В а л е н т и н».Наши киевские ветераны послали Валентину фотографию его отца.
Сунув на дно чемодана наброски будущей книги, Примаков снова разжег трубку, стал шагать взад и вперед по вытянутой в длину комнате.
– Вот, два года назад, – продолжал он, – после краткой учебы в академии послали меня в Петроград. Сделали начальником Высшей кавалерийской школы. Повез я как-то своих питомцев на линкор «Марат». Многое нас там поразило. А вот одного не могу забыть и поныне. Морских сигналов, да, да, прошу не улыбаться, сигналов. На боевых кораблях они есть – обычные, повседневные. То и дело призывают моряков к действию или же к покою. Но имеют они и необычный, особый сигнал – это колокол громкого боя. Своим всепотрясающим гулом он настраивает сердца на высший регистр отваги и самопожертвования. Пред тем набатным гласом умолкают все прочие голоса, забываются обычная суета, все мелочи жизни. Колокол громкого боя очищает простор для больших дел и для великих свершений…
Передохнув и перезарядив трубку новой порцией душистого табака, Примаков продолжал:
– И мы – команда большого корабля. Сквозь грозы и штормы он везет нас к далеким, неизведанным, благодатным берегам. На нем многое множество прекрасных людей. Без их усилий мы бы не сдвинулись с места. Но… есть и другие. Не такая уж большая когорта, а без них было бы вовсе худо. Особенно в грозовую, штормовую пору. Это они, люди колокола громкого боя, еще с седых времен общинного строя своим набатным гулом, своей титанической энергией и незаурядным умом, своей дальновидностью призывают людей к большим подвигам и великим свершениям. Вот в моих глазах и маршал Фэн… Пока без примесей в лигатуре и без трещин.