Сария ждала его. Их спальня была украшена цветами. Последние лучи заходящего солнца веером разлетелись по циновкам на полу и бамбуковым стенам. Воздух уже наполнился вечерним ароматом влажной земли. Конан знал, что аромат некоторых местных цветов дает эффект, похожий на тот, что дает лотос, только гораздо слабее. Видимо, какие-то дурманящие ростки были вставлены Сарией в букеты. Пьянящий аромат обострил все чувства киммерийца, который застыл на месте, глядя, как Сария стягивает через голову свое ярко-синее платье. Ее тело, гибкое, как стебель лилии, отливало янтарным светом в вечернем полумраке.

Киммериец подошел к девушке, обнял ее и, легким движением подняв, понес к большому гамаку, висевшему в комнате. Покачивающееся воздушное ложе стало последней каплей, обострившей их чувства. Два молодых красивых тела слились в едином порыве страсти.

Сария постепенно привыкла к обязанностям и радостям ее новой жизни. Здесь, в этом мире, ей приходилось больше заниматься хозяйством, но ведь и сам мир — огромный и разнообразный — заслуживал некоторых трудов, чтобы жить в нем. Не зная, сколько продлится их с Конаном счастье, она полностью отдалась своему чувству, не думая о будущем.

Конечно, вокруг было много опасностей, но Сария верила, что нет такого зла, с которым Конан не справился бы. Она знала, что даже после тяжелого боя и долгих, изматывающих занятий любовью он спит не более крепко, чем пантера, охраняющая своих детенышей. Сария часто слышала сквозь сон, как он просыпается от малейшего звука за стенами хижины, а иногда и выскальзывает из гамака и со сверхъестественной легкостью в полной тишине исчезает за окном спальни, сжимая в руках кинжал.

Однажды после такого возвращения она почувствовала еще свежий медный запах крови, исходивший от Конана. Сария поняла, что его ярость и смелость или спасут их и в будущем, или погубят обоих. Будь что будет. Она любит его — и это главное.

Мокрые листья хлестали по лицам наездников, обрушивая на шеи и тела людей целые потоки воды. Капли сбегали, словно быстрые насекомые, по коже под грудными и спинными пластинами доспехов. Никто не обращал на воду внимания — она не охлаждала, не согревала тела, давно привыкшие к температуре окружающего воздуха.

Под ногами солдат колыхалась, словно на волнах, небольшая платформа, укрепленная на спине слона. Время от времени хобот животного змеей взлетал вверх, чтобы ухватить особо аппетитную ветку; тогда наездники принимали форменный душ.

— Эй, Тхан! Смотри по сторонам! — В раздражении Конан даже ткнул погонщика в плечо. Погонщик сидел ниже, верхом на шее животного, и ему доставалось куда меньше воды. — Веди свою зверюгу в обход деревьев! Или я тебе устрою!

Едва ли вендиец понял сказанное ему Конаном на туранском языке с сильным северным акцентом. Погонщик лишь пожал худыми плечами и взмахнул своим жезлом с бронзовым наконечником. Ритм шагов слона ничуть не изменился, а ветви все так же продолжали хлестать наездников по лицам.

— Вряд ли удастся что-то изменить, сержант. — Лучник по имени Калак, говорил на чистом, красивом туранском. — Слоны пролезают сквозь мокрые заросли, чтобы охладиться, а кроме того, чтобы набить желудок, — улыбаясь из-под густых бровей, объяснил он киммерийцу. — Погонщики, по-моему, вообще только делают вид, что управляют ими. Эти серые великаны всегда себе на уме.

Конан пробурчал, вглядываясь в заросли:

— Замечательные зверушки, но меня сейчас больше волнует наш противник. В этих зарослях мы не заметим ни ловушку, ни засаду. Может быть, твои мудрые создания сами позаботятся об этом?

— Они-то? — Калак удивленно поднял брови. — Да им до наших войн дела не больше, чем до мух, вертящихся вокруг их задниц! — Калак, довольный своей шуткой, рассмеялся во весь голос. Его смех подхватил третий наездник — Муймур, сидевший у задней ограды помоста. Неожиданно лицо Калака вновь стало серьезным. — Правда, сержант, здесь нечего бояться ловушек. Я же сказал, что наш слоник себе на уме.

Конан искоса взглянул на Калака. Он уважал этого солдата, хотя и знал, что парень балуется лотосом. И сейчас частью своей легкости и остроумия он был обязан дурманящему порошку. Но поделать с этим киммериец ничего не мог. Оставалось только крутить головой и внимательно всматриваться в заросли по обеим сторонам.

В этой духоте солдаты оставляли на себе минимум одежды и доспехов, подставляя голые руки и ноги тучам комаров и вражеским дротикам. Безопасность шла в ущерб прохладе и подвижности. Шлемы и верхняя половина доспехов должны были прикрыть самые уязвимые части тела, а ниже пояса защитой служило дно помоста и брюхо гигантского зверя. По обе стороны помоста на невысоком ограждении были установлены крепления для арбалетов, легко и быстро взводящихся при помощи специального рычага. Костяные зажимы удерживали стрелы у бортов. При этом арбалеты крепились таким образом, чтобы была возможность поразить цель у самых ног слона.