Это была долгая скачка во главе армии наемников по горам. Затем Конан оставил своих людей и вместе с разбойниками-горцами вырвался по ущельям на открытую, незащищенную местность. Харангийцы за день проходили огромные расстояния, двигаясь с молниеносной скоростью. В темноте они неслись подобно бесформенным духам, что устремляются на жертву в мрачных глубинах ночи. Конан дважды менял коней. Маленькая горная лошадка с трудом тащила на себе тяжесть веса варвара. Так продолжалось какое-то время, а теперь снова в предвкушении битвы он пересел на своего могучего черного скакуна.

Далеко впереди возникло какое-то беспокойство. Спустя секунду Конан разглядел и источник тревоги — одинокий всадник несся на цепь, глядя на горящий факел. По обе стороны от факелоносца ехали харангийские вожди.

— Хайя!

Вождь Харанги, который гнал свою лошадь рядом с Конаном, дернул поводья и тоже устремился в сторону факела. Движением руки он указал своим людям, чтобы те оставались на левом фланге. Конан оторвался от них и поскакал рядом с горцами. Без труда его могучий жеребец обошел более маленьких коньков горцев.

— Что случилось, Хваг с Красных Утесов? Неужели ваша разведка обнаружила вражеские посты? — Конан уже сносно изъяснялся на суровом харангийском диалекте, с которым имел возможность познакомиться в последние дни.

Но горец даже не повернулся.

— Зачем тебе это знать, чужеземец?

— Я здесь для того, чтобы удостовериться в том, что твои дикие волки хватают ту добычу, что нужно.

Конан замолк и насторожил уши, вылавливая смысл фраз, которыми обменивались вожди.

— В самом деле? — фыркнул Хваг с издевкой в голосе. Он и не скрывал своей неприязни. — Я думал, что ты просто гусак, которого гонят вместе с армией, чтобы защитить нас от предательства твоих кофийских друзей.

Конан нахмурился:

— Гм. Это тоже возможно. Долго ли коротко ли, но я вас покину, чтобы присоединиться к атаке мятежников… и уладить еще кое-какие дела.

Харангиец бросил подозрительный взгляд на киммерийца в желтом свете факела.

— Это решат мои вожди. Без их согласия тебе отсюда дороги нет.

Затем внимание Конана вновь переключилось на разговор вождей.

Вожди выкрикивали приказы гетманам. Конан изо всех сил пытался уловить хотя бы примерный смысл. Но долго гадать ему не пришлось. Внезапно Хваг и все остальные разразились воплем, который стремительно разнесся по рядам, повторяясь многократно, усиленный сотнями голосов:

— ВИРИДИЯ! Вперед!

Тысяча глоток исторгала этот крик. Масса всадников начала стремительно набирать скорость. Сперва они перешли на быструю рысь, так что жеребец Конана легко шел с ними в ногу. Гремящие копыта и вопли человеческих глоток сливались в единый оглушительный шум. Затем кони пустились вскачь. Воздух дрожал, гремел истошными дикарскими воплями и яростной музыкой конского топота. И вот орда со страшным грохотом перешла в безумный галоп по бездорожью.

Факел и штандарт остались далеко позади. Всадники неслись по черной ночи, освещаемой только светом звезд. Вокруг в темноте смутно виднелись очертания холмов.

Ритмичный стук копыт и жесткие удары кожаных седел точно вбивали тупые гвозди в голову Конана. Он начал ощущать, как в нем растет безумное, самоубийственное возбуждение. Он мчался сквозь ночь на смертельного врага, растворив свою жизнь в чудовищной мощи орды. Тщетно он всматривался в мрак, расстилающийся впереди. В горячечном уме возникали фантомы, которые мгновенно исчезали перед мордой коня.

Конай чувствовал, что постепенно начинает отставать от маленьких, но очень выносливых горских лошадок. Один раз, когда его конь попал ногой в неглубокую выбоину, Конан едва не вывалился из седла. Он ничуть не сомневался, что горцам такая безумная скачка нипочем. Они были прирожденные всадники. Они точно приклеились к своим седлам.

Черный жеребец начал выдыхаться, а сам Конан уже гадал — сколько же еще безумные харангийцы будут нестись в своем страшном галопе. И вот впереди мелькнуло облако пыли, которое грозило всех задушить. Постепенно в нем проступали какие-то темные фигуры. На горизонте поднялись облака дыма, и в них мелькали человеческие тени. Затем вся сцена стала более отчетливой.

Это была деревянная стена укрепленного лагеря легионеров, перед которой кишели всадники. На палисаде горели факелы. Часовые с тревогой смотрели со стен на атакующую орду. Ужасающие вопли, вырывающиеся из глоток ха-рангийцев, были таковы, что казалось: стены вот-вот падут под их натиском.

Однако палисад выглядел довольно высоким и прочным, а ворота были закрыты. Стремительно приближаясь к цели, Конан поневоле продолжал гадать: что эти дикари будут делать с такой прочной обороной? Но сейчас, когда почти вся орда ушла вперед, он ясно мог видеть всю атаку. Передние всадники разделились перед стеной, выпустив целый град дротиков и копий. Несколько защитников упали вниз с палисада. Затем к стене с воем подкатила плотная волна атакующих. Вверх полетели веревки с крючьями на концах, вонзившиеся в дерево. Эти всадники повернули своих лошадей в самое последнее мгновение и понеслись вдоль стены. Другие же все подходили и подходили.