Шрифт:
— Ты наверняка совсем вымоталась. Не тянет поспать? Помню, Дженис ужасно спать хотела.
— Я как-то странно себя чувствую, — соглашается Пру и обеими руками ставит зеленый стеклянный шар на круглый столик, который деревянным листом окружает ножку напольной лампы. И вдруг спрашивает: — Как вы думаете, я сделаю Нельсона счастливым?
— Конечно. Мы как-то с малым долго об этом говорили. Он очень высокого мнения о тебе.
— Он не считает, что попал в западню?
— Ну, откровенно говоря, как раз это меня и интересовало, потому что я на его месте мог бы именно так себя чувствовать. Но, ей-богу, Тереза, его это, похоже, не волнует. У него с самого детства было развито чувство справедливости, и в данном случае он, видимо, считает, что так будет справедливо. Слушай. Не мучь ты себя. Единственное, что сейчас волнует Нельсона, — это его старик.
— Он очень высокого мнения о вас, — говорит она еле слышно, словно боясь показаться дерзкой.
Гарри хрюкает: он любит, когда женщины дерзят ему, а малейший признак живости в Пру только радует его.
— Все устроится, — обещает он ей, но Тереза по-прежнему вся во власти страха, который, того и гляди, передастся ему. Когда молодая женщина, осмелев, широко улыбается, видно, что ей следовало в свое время надеть на зубы шины, но никто об этом не позаботился.
Вкус шампанского снова напоминает Гарри об отце. Пиво и ржавая вода, грибной суп из банки.
— Постарайся развлечься, — говорит он Пру и идет через набитую людьми комнату мимо шумной группы Мэркеттов, Фоснахтов и Дженис к дивану, где между двумя старухами сидит Мим. — Вы что, развращаете мою сестричку? — спрашивает он, обращаясь к Эми Герингер.
Грейс Штул смеется, а Эми трепыхается, пытаясь встать с дивана.
— Не вставайте из-за меня, — говорит ей Кролик. — Я подошел, просто чтобы посмотреть, не требуется ли кому чего.
— То, что мне требуется, — буркает Эми, продолжая елозить по дивану, так что он вынужден помочь ей встать, — я должна сделать сама.
— Что же это? — спрашивает он.
Она смотрит на него несколько остекленелым взглядом — совсем как Мелани, когда он посоветовал ей пить молоко.
— Зов природы, — отвечает Эми, — если можно так выразиться.
Грейс Штул, в свою очередь, протягивает ему руку, и, когда он берет ее, чтобы поднять старуху с дивана, у него такое ощущение, точно он держит мешок из тончайшего пергамента, полный обкатанных камешков и почему-то теплый.
— Пора, пожалуй, прощаться с Бесси, — говорит она.
— Вон она там — заговорила до полусмерти Чарли Ставроса, — подсказывает ей Гарри.
— Да, и скорее всего уже наболтала лишку. — Похоже, старуха знает, о чем там речь, — или, может, ему это показалось?
— Так, — говорит Мим.
— Следующей выдавать замуж я буду тебя, — говорит Кролик.
— Мне, собственно, время от времени предлагали.
— Ну и что ты отвечала?
— В мои годы слишком это хлопотно.
— А со здоровьем у тебя в порядке?
— Я все делаю, чтоб было в порядке. Больше не курю, заметил?
— А как насчет того, что ты сидишь допоздна и смотришь по телевизору Мистера Голубые Глаза? Я, кстати, знал, что его зовут Мистер Голубые Глаза. Не знал только, о каком мистере ты говоришь, думал, может, кто-то новый объявился с таким же прозвищем.
Когда он позвонил ей по междугородному телефону, чтобы пригласить на свадьбу, она сказала, что условилась с одним очень дорогим ей человеком посмотреть шоу с Мистером Голубые Глаза, и он спросил: «А что это за мистер?» Она сказала: «Так зовут Синатру, дурачок. Где ты был всю жизнь?» И он ответил: «Ты прекрасно знаешь, где я был, — здесь». И она сказала: «Угу, оно и видно». Господи, до чего же он любил Мим: в общем, никто не понимает тебя так, как твои родные.
Мим говорит:
— Поспать можно и днем. Так или иначе, я свое отпрыгала — теперь я деловая женщина. — И, движением руки указав в другой конец комнаты, спрашивает: — Что это Бесси такое затеяла — решила помешать мне поговорить с Чарли? Она уже целый час его держит.
— Понятия не имею, что происходит.
— И никогда не имел. За это все мы тебя и любим.
— Прекрати. Эй, а как тебе нравится новая Дженис?
— А что в ней нового?
— Неужели не видишь? Она стала куда увереннее в себе. В большей мере женщина.
— Твердая, как орех, Гарри, всегда была и будет. А ты всегда ее жалел. Вот уж напрасно.
— Скучаю я по папке, — неожиданно объявляет он.
— А ты все больше и больше становишься похож на него. Особенно в профиль.
— У него никогда не было такого живота, как у меня.
— У него не было и зубов, чтобы так обжираться, как ты.
— А ты заметила, что эта Пру чем-то на него похожа? И руки у нее крупные, красные, как у мамы. Я хочу сказать, она больше похожа на Энгстромов, чем Нельсон.