Спустя семь-восемь месяцев после этого события раздавался гул, от которого содрогалась земля на десять верст в округе, и в центральной части озера начинал бить огромный фонтан. Вода, прошедшая через какието дьявольские фильтры, обладала целебными свойствами. Озеро располагалось на стыке западного и северного кордонов заказника, потому Егору уже приходилось здесь бывать и он знал, что летом сюда приходили старые и больные животные, чтобы часок-другой поваляться возле берега в вязком иле, имеющем странный фиолетовый оттенок. Водилась в озере и рыба, хотя было совершенно непонятно, как она сюда попадала.

– Зэки разбились на три группы, – Егор посмотрел на старшину Паньшина; тот хмуро кивнул, соглашаясь. – Вон там, на берегу, хорошо виден след среди ягодников – это первая. Метров на сорок правее, где засохшая грязь, прошла вторая группа. А вот третья… – Егерь быстро пошагал в направлении невысокой скалы, торчавшей, как гнилой зуб, среди молодой поросли, уже наступавшей на озеро. – Эти самые ушлые…

– Чагирь?.. – спросил уже уверенный в положительном ответе капитан.

– Больше некому. Его группа прошла по сланцевым плитам, чтобы не оставлять следов, а затем зэки забрались по уступам на скалу – видите, здесь сорван мох, а там, у верхушки, свежий скол. Затем они спустились вниз с обратной стороны и пошли по редколесью. Там почти нет травы и твердая почва.

– Проверим собаками? – Блинков хотел было отдать соответствующее распоряжение, но Егор остановил его.

– Нет смысла. Внимательно посмотрите под ноги.

– Махорка? Опять?! Они что, целый мешок махры с собой тащат?

– Надеюсь, это последняя порция. Теперь зэки пойдут очень быстро, а значит лишний груз им ни к чему.

– Значит, и нам нужно разделиться… – Блинков нахмурился. – Не нравится мне это.

– Я думаю, что теперь вам будет полегче. Чагирь наконец сбросил балласт.

– Балласт? – Капитан с недоумением воззрился на егеря. – Это как понимать?

– Очень просто. Чагирь отдает вам своих "барашков" на съедение. Те маршруты, по которым пошли две группы, достаточно легкие. Как для беглецов, так и для вас. С собаками вы их догоните примерно к завтрашнему полудню.

– А третья группа?

– Оставьте ее мне. Вам с ними не совладать. Разве вы еще не поняли, куда направляется Чагирь?

– Извините, но я как-то не уловил…

– Он идет на Громовик.

– Что-о?! Неужто Чагирь свихнулся? Громовик не каждый альпинист осилит, а беглая шантрапа – тем более.

– На это он и рассчитывает. Никто даже предположить не может, что Чагирь осмелится на подобный, с виду безумный, шаг. Но даже охотники-промысловики не знают, что на Громовик ведет баранья тропа. Она, конечно, не мед, но смелый человек вполне способен забраться по ней на вершину. А с обратной стороны Громовика длинный пологий склон, заканчивающийся, как вам известно, возле железнодорожной станции.

Вот и смекайте какая петрушка получается.

– Вот сволочь! – И Блинков отвел душу, вспомнив всех святых. – Чагирь не должен уйти!

– А он и не уйдет, – с отрешенным видом сказал Егор. – Вам следует поторопиться.

– Может, мы возьмем на себя группу Чагиря?

– Нет! Он мой. Мой! Уголек, Нера, ко мне! Я ухожу… – Егор созвал свою свору и, помахав на прощание Паньшину, быстро начал подниматься по откосу на берег.

Перед ним стояла мрачная стена тайги с позолоченными солнцем зубцами – верхушками столетних сосен.

Она что-то нашептывала, и Егор слушал ее со странным чувством. Он наконец дождался своего часа, но почему тогда так тревожно на душе?

Ответ можно было получить лишь на скалах Громовика, который вырастал с каждым шагом егеря.

Уставшее за день солнце выкрасило плоскую спину хребта в оранжевый цвет, утопив подножье в серебристо-серую тень, и Егору казалось, что по голубому небу плывет огромная позолоченная ладья.

Когда Клевахин проснулся, огонь в камине уже оставил после себя лишь горстку серого невесомого пепла и несколько тлеющих угольков. Несмотря на мороз за окном, в комнате было жарко. Майор спал на раскладушке, а на диване разметалась в крепком молодом сне Лизавета. Одеяло упало на пол, и Клевахину было видно оголенное бедро. Приятные округлости и молочно-белая упругая кожа девушки поразили холостяцкое воображение майора, и он даже задохнулся от горячей волны, ударившей в голову и опустившейся в чресла. Багровый от стыда, Клевахин поторопился встать и направился к умывальнику.