Поэтому Беатриса вздохнула с облегчением, когда Элеонора вызвалась поехать за Патриком на станцию.

Теперь ее беспокоило другое. Что, если Саймон не появится к обеду? Как она объяснит Патрику его отсутствие? А если Саймон и придет, как он себя поведет?

Беатриса отправилась на кухню, чтобы дать последние наставления кухарке — уже третьей за последний год. И тут ее перехватила Лана, их приходящая горничная. Лана жила в деревне, волосы у нее были обесцвечены перекисью водорода, ногти покрыты ярким лаком и лицо размалевано по последней деревенской моде. По ее словам, она согласилась «помогать по дому» только потому, что ее жених работает в Лачете конюхом. Когда она пришла наниматься, то предупредила, что согласна убирать комнаты — «тут нет ничего такого», но ни за что не станет прислуживать за столом — это «лакейская работа».

Беатрисе очень хотелось ей сказать, что в доме Эшби никогда бы и не доверили подавать тарелки за столом особе с шершавыми руками, вульгарными манерами и скверным запахом изо рта, от которой к тому же разит дешевым одеколоном, но опыт обращения с прислугой научил ее сдержанности, и она просто объяснила Лане, что за столом ей прислуживать не придется, потому что Эшби привыкли обслуживать себя сами.

Лана пожаловалась Беатрисе, что пылесос «плюет, вместо того, чтобы глотать», и Беатриса опять погрузилась в домашние заботы, которые вытеснили у нее из головы беспокойные мысли о Саймоне и семейных неприятностях. Она снова вспомнила о них только тогда, когда увидела, как Элеонора садится в свой старенький двухместный автомобильчик.

— Ты что, решила не брать машину? — спросила Беатриса. «Машиной» в доме называли большой семейный автомобиль, а ободранная малолитражка Элеоноры прозывалась «блохой».

— Нет. Зачем нам перед ним прихорашиваться? — ответила Элеонора.

Беатриса заметила, что Элеонора даже не соизволила переодеться, а была в тех самых бриджах, в которых давала утром уроки верховой езды.

— Я хочу с тобой! Возьми меня! — закричала Сандра, сбегая с крыльца к «блохе», но при этом, как заметила Беатриса, стараясь не прислониться к ее пыльному кузову своим нарядным голубым платьем.

— Нет, не возьму, — твердо сказала Элеонора.

— Но ему же будет интересно увидеть младшую сестру! Тебя он помнит, а вот нас…

— Сказала, нет!.. И отойди от машины, а то испачкаешь свой роскошный наряд.

— Какая она все-таки эгоистка, — сказала Сандра, стряхивая пыль с рук и глядя вслед удаляющейся машине. — Все интересное — только ей.

— Не говори чепухи. Мы же договорились, что вы с Джейн будете ждать его дома. Кстати, а где Джейн?

— По-моему, на конюшне. Патрик ее не интересует.

— Надеюсь, к обеду она появится?

— Конечно, появится. Может быть, ее и не интересует Патрик, но обед она никогда не пропустит. А Саймон приедет к обеду?

— Надеюсь.

— Как, по-твоему, они встретятся с Патриком?

«Если мир и согласие в Лачете разлетятся вдребезги и начнутся ссоры и раздоры, близнецов придется отослать в школу», — подумала Беатриса. Их и так через год-другой пора туда отдавать: уж лучше им уехать пораньше, чем жить в атмосфере напряженности и вражды.

— Как ты думаешь, будет скандал? — с надеждой в голосе спросила Сандра.

— Что ты, Сандра, конечно, нет! Не выдумывай глупостей.

Но Беатриса совсем не была уверена, что скандала не будет. О том же думала по дороге на станцию Элеонора. Предстоящая встреча с новым братом ее немного страшила, и она сердилась на себя за это волнение. Поэтому она и не стала переодеваться, притворяясь перед собой, что ничего особенного не происходит.

Гессгейт был маленькой захудалой станцией, обслуживающей три ближайшие деревушки и ни одного городка. Пассажиров здесь сходило мало. Так что, когда Брет вышел из поезда, на платформе было только четыре человека: толстая фермерша, носильщик, контролер и Элеонора.

— Привет, — сказала Элеонора, подавая Брету руку. — Как ты похож на Саймона!

Брет заметил, что она даже не подкрасила губы. На переносице у нее пестрели светлые веснушки.

— Элеонора? — спросил он.

— Она самая. А где твой багаж? Я приехала на двухместной малолитражка, но в багажник влезет довольно много.

— У меня больше ничего нет, — сказал Брет, показывая на свой саквояж.

— А остальное идет багажом?

— Нет, тут все мое имущество.

— Да? — улыбнулась Элеонора. — Значит, не разбогател?

— Нет, — отозвался Брет, — не разбогател.

Элеонора начинала ему нравиться.

— Машина нас там дожидается. Пошли.

— В Лондон ездили, мистер Эшби? — спросил контролер, принимая от Брета картонный билет.

— Да, уезжал.

При звуке его голоса контролер поднял голову. На лице его отразилось недоумение.

— Он принял тебя за Саймона, — сказала Элеонора, когда они сели в машину, и улыбнулась. Два передних зуба росли у нее чуть вкось, придавая улыбке очаровательную детскость. Когда же ее лицо было серьезно, то выражало твердость и невозмутимое спокойствие.