— Ну хорошо, вот слушай… — Он прокашлялся и начал:

Красна девица сидела под окном, Утирала слезы белым рукавом. Пришла весточка нерадостная к ней, Что сердечный друг не верен больше ей. Что задумал он иную замуж взять. Как тут девице не плакать, не вздыхать? Стали девицы подружку утешать: "Полно сердцем о неверном тосковать. Ты в селе у нас всех лучше красотой, Наши молодцы любуются тобой. Всякий девице желает угодить, Ты властна из них любого, люлюбить". "Пусть их много, — красна девица в ответ, — Сердце милого другого не найдет!"

Милюнэ слушала, подперев голову рукой, чуточку раскачиваясь в такт. А когда Булатов умолк, она долго смотрела на него завороженным, затуманенным взглядом и прошептала:

— Как это хорошо: сердце милого другого не найдет! Какие это правдивые слова!

Иногда, лежа в объятиях Булатова, Милюнэ надолго замолкала и смотрела на тающие в небе облака. Интересно, что там, за облаками? Вправду ли тот мир, куда уходят навсегда и откуда уже никогда не возвращаются? Бывают ли там такие встречи, какая случилась с ней? А вдруг это земное счастье когда-нибудь может кончиться? Милюнэ боялась так думать, но эта мысль упорно приходила к ней, гасила огонь, окатывала холодом будущего расставания.

— Неужели такое когда-нибудь кончится? — спросила Милюнэ с замиранием сердца.

— Никогда! — не задумываясь ответил Булатов. — Бог такого не допустит.

— А ты веришь в тангитанского бога? — с интересом спросила Милюнэ. — Наверное, он добрый… Ведь сам страдал. Я видела в церкви — он приколочен к кресту.

— Понимаешь, Машенька, — сказал Булатов, — это счастье и в наших руках. Так что не думай, что это кончится…

— Ну как не думать, когда так хорошо! Почему так? Когда уж очень хорошо, обязательно думаешь о плохом.

— Ну, Машенька! — Булатов привлек ее к себе, заметив на ее глазах слезы. — Все будет хорошо… Так мне сказал Сергей Безруков…

— Разве он мудрец, который все знает наперед? — с любопытством спросила Милюнэ. — Он же кладовщик, а его друг — этот Дмитрий — милиционером стал и большой нож на пояс нацепил.

— Это не нож, а сабля называется, — засмеялся Булатов. — Ты слыхала когда-нибудь о Ленине?

— Русский разбойник, — ответила Милюнэ. — Зачем ты о нем спрашиваешь? Лучше спой мне еще раз песню о сердце милом.

— Кто же тебе такое сказал про Ленина? — с изумлением спросил Булатов.

— В нашем доме хозяева только так и говорят о нем, — ответила Милюнэ. — А что, не такой он?

— Да ты знаешь! — Булатов долго искал слова, а потом сказал: — Ленин дал таким, как я, землю!

Однако это не произвело впечатления на Милюнэ.

— А зачем эта земля? — пожала она плечами. — Вон, сколько хочешь бери. В мешок клади или валяйся на ней, как мы с тобой.

— Да не эта земля! А та, на которой хлеб растет! Понимаешь — хлеб!

Милюнэ с изумлением смотрела на Булатова.

— Откуда же Ленин взял столько хорошей земли?

— Вся земля России, на которой растет хлеб, принадлежала помещикам, богатым людям, — принялся объяснять Булатов.

— Как Армагиргину? — догадалась Милюнэ.

— Вроде бы, — кивнул Булатов. — Эти помещики заставляли работать крестьян, таких, как я. Все, что вырастало, они отбирали себе, а нам оставляли самую малость. А мы бедствовали и голодали…

— А что, без Ленина не могли догадаться, что эту самую землю надо попросту отобрать у помещиков? — с наивным простодушием спросила Милюнэ.

— Может быть, догадывались, да не решались, — ответил Булатов. — Не знали, как это можно сделать. И Ленин сказал как.

— А как?

— Самим взять власть, — ответил ьулатов. — Стать во главе жизни.

Аресты в угольных копях и суд взбудоражили сонный Ново-Мариинск. Испугались даже торговцы, многие из которых входили в разные составы Комитета общественного спасения.

Тренев призвал в комнату Милюнэ и сказал:

— Сходи послушай, о чем там толкуют. И тебе интересно будет, поскольку ты девка любопытная, и нам потом расскажешь.

Милюнэ поначалу думала, что тангитанский суд состоит в том, что виноватого выставляют на всеобщее обозрение и увещевают.

Народу на судебном заседании было совсем немного. Родственники и близкие друзья обвиняемых оставались на том берегу лимана: буря не позволила им переправиться на правый берег Анадыря.

Суздалев сидел за большим столом, покрытым зеленой скатертью. Позади него на стене в старой раме, в которую раньше был заключен портрет государя, висел поясной литографированный портрет адмирала Колчака в полной парадной форме.