Непомерно большие денежные и натуральные повинности выбивали монастырских крестьян из колеи. Катастрофически быстро росло число разорявшихся хозяйств, бобыльских и половнических дворов. В селе Красноборском проживало 224 бобыля. В Устюжском уезде из 455 душ жителей 231 были половниками. О них мы читаем в ведомости: «Содержат монастырскую пашню, которую пашут и хлеб снимают и с полу — половина в монастырь, а другая дается им». [11] Естественно, бобыли и половники не могли тянуть в полном объеме монастырского тягла. Поскольку с красноборских и устюжских бобылей и половников взять было нечего, они освобождались от уплаты денежного оброка. Тем большая тяжесть налогов ложилась на крестьянские дворы. Многие из них пополняли ряды половников и бобылей. Получался замкнутый круг. Он был разорван конфискацией государством церковного и монастырского имущества.

В 1764 году земельные угодья и крестьяне Соловецкого монастыря были переданы Коллегии экономии. Эта реформа окончательно подорвала экономическую основу соловецкой вотчины и положила предел развитию монастырского феодализма на Севере.

Примеров, взятых из одного сводного хозяйственного дела, вполне достаточно, чтобы поколебать традиционное представление о Европейском Севере России как о районе, не знавшем пут крепостного права. В конечном итоге не имеет принципиального значения вопрос, кто надел на крестьян крепостной ошейник — монахи или дворяне и где крестьяне отбывали барщину — в поместье или в усолье. В Поморье не было дворян и помещичьих латифундий, но было много монастырей с Соловецким во главе. Монахи на Севере не менее жестоко угнетали крестьян, чем дворяне южной полосы.

Поморский крестьянин был лично зависим от Соловецкого монастыря. Прибавочный труд выжимался из него «внеэкономическим принуждением», как называл Карл Маркс грубую форму эксплуатации, подводимую им под категорию отработочной ренты. [12] Пользовался монастырь и более развитыми формами ренты — продуктовой и денежной. В монастырской вотчине до последних дней ее существования господствовали крепостнические отношения и феодальная эксплуатация.

Помимо «своих» крестьян, монастырь нещадно эксплуатировал «годовиков» — богомольцев, работников по обещанию. До 60-х годов XVIII века ежегодно их оставалось на островах по 200–500 и более человек. После конфискации монастырских владений число «годовиков» колебалось от 500 до 1000 человек. [13] Все они бесплатно трудились на 200–250 «братов», искателей «равноангельского житья», выполнявших обязанности надзирателей и управляющих.

Хозяйственная деятельность монастыря в самый цветущий период его жизни достаточно хорошо изучена и обобщена в блестящей работе В. О. Ключевского [14] и в превосходно документированной монографии А. А. Савича. [15] Этой же теме посвятили статьи А. Иванов, [16] В. Массальский, [17] А.Н. Попов, [18] Е. Сизов. [19] Из последних по времени работ большой интерес представляет исследование А. М. Борисова. [20]

Соляная промышленность и соляная торговля, земледелие, рыболовство, горное дело и другие побочные промыслы, внутренняя организация соловецкой вотчины — все эти вопросы скрупулезно исследованы советскими историками. Выявленные нами в архивохранилищах новые хозяйственные документы могут лишь дополнить восстановленную упомянутыми авторами картину промышленной деятельности Соловецкого монастыря, детализировать ее, уточнить некоторые положения и исправить отдельные неточности и ошибки, но не способны поколебать их выводы.

Наше внимание привлекло военное направление деятельности Соловецкого монастыря в период с конца XVI до второй половины XIX века.

Хозяева Соловков любили повторять изречение одной правительственной грамоты о том, что их монастырь иным монастырям не в образец и на пример его ссылаться не следует. От себя «святые отцы» добавляли, что Соловецкий монастырь в отличие от своих сверстников, старших и младших собратьев, расположен «вне всякого селения мирского на морском пограничном острове» и круглый год отрезан от большой земли: летом — водой, а зимой — ледяными глыбами, носимыми взад и вперед прибывающей и убывающей водой. Своеобразием географического местоположения Соловков монахи обосновывали необходимость военизации монастыря и создания в нем постоянных запасов оружия, фуража, продовольствия. В монастыре должно «быть непременно в запасе хлебных припасов годов на десять, а по крайней мере на пять», — доказывал один из архимандритов. [21]

Соловецкий монастырь, выросший, по образному выражению одного монаха-книжника XVI века, «в Русской Земли в Сиверной стране, на концы вселенныя» в непосредственной близости от шведско-датской границы, периодически подвергался агрессии со стороны «окружных языков» — северо-западных соседей Руси. Борьба с «каянскими немцами» (так в старину называли жителей современной Финляндии по имени города Каяна) была неизменным спутником соловецкой истории вплоть до начала XVIII века. Как «украинный» и «порубежный» пункт, он вынужден был одновременно с покорением суровой природы отбивать атаки посягавших на Поморье внешних врагов, которые не давали покоя русским людям, мешали им мирно жить и трудиться здесь, хотели отнять у нашего государства выход в Студеное море.

Напряженное положение на границе заставило Соловецкий монастырь побеспокоиться прежде всего о своей личной безопасности. Помимо этого, монастырь должен был принять меры к защите Беломорского края, так как начавшаяся еще в середине XV века колонизация монастырем западного поморского берега к исходу следующего столетия в основном завершилась. Земли духовного хозяина охватывали Белое море с юга, севера и запада. Оставались Керетская волость да Шуя Корельская, но и эти места будут приобретены монастырем в течение первой трети XVII века. Политическое влияние Соловецкого монастыря в Поморье обусловливалось тем, что он находился в этом районе, тогда как его опасный конкурент — Кириллов монастырь — удален был от своих поморских владений, раскинувшихся по реке Умбе, на почтительное расстояние.