Терапевт: А это недовольство в чем проявлялось – в интонациях, в том, что кто-то громко говорил?

Оксана: Да, у меня очень сильное слуховое восприятие, я не выношу крика.

Терапевт: А кто кричал?

Оксана: Мама.

Терапевт: У вас в семье только женщины кричат или иногда и мужчины?

Оксана: Только мама кричала, бабушка не кричала. Бабушка у меня была стержнем семьи, и дедушка под ней ходил и под конец жизни оглох, кстати.

Терапевт: Хотя бабушка не кричала.

Оксана: Да, она не кричала, но он не хотел ее слушать. И ослеп, в придачу ко всему…

Терапевт: Не хотел ее видеть!

Оксана: Да, хотя если смотреть на нашу большую семью целиком, это была самая счастливая пара.

Терапевт: Вы говорите, что проследили несчастливую линию по женской части. А не смотрели ли вы, что происходит в вашей семье по мужской части?

Оксана: По мужской части – уход. У папы это был уход. Либо к друзьям… В день свадьбы, например, он просто взял и уехал. Он музыкант. Уехал играть на другой свадьбе. Это был уход в алкоголь. Не могу сказать, что он пьет, но если немного выпьет, уходит и все. Он далеко где-то…

Терапевт: У вас большой трансовый опыт в семье?

Это скрытая подготовка к тому, чтобы клиентка, при всей своей вербальности, могла бы легче уйти в гипнотическое состояние.

Оксана: Да. Мама у меня уходила в себя, в крики, в одиночество. Мы тоже уходили. Я с самого детства уходила в себя. Это были книги, была отрешенность от всего мира. Я росла гадким утенком, да еще в придачу себе на уме.

Терапевт: Из вашего рассказа вырастает дом, в котором много коридоров. В один коридор уходишь – он так далеко ветвится, в другой коридор заходишь – и он ветвится еще дальше. Комнат нет. Сплошные коридоры, которые куда-то ведут.

Оксана: Да. (Улыбается.) Мне уже скоро тридцать лет, и я не замужем… Хотя много раз приближалась к этому барьеру.

Терапевт (смеется): «К этому барьеру» звучит как к барьеру на дуэли. Уже заготовлены дуэльные пистолеты для брака.

Она во всем стремится к крайностям; сражаться, побеждать или покоряться, убегать, искать чего-то далекого или высокого – в этом есть некий экстремизм. От этого экстремизма – желание концептуализировать, вербализовать, схематизировать, абстрагироваться. И очень мало конкретности и чувственных образов. И поэтому по мере разговора будет нарастать количество телесных образов. В начале их буду вводить я, а потом усилятся ее собственные телесные ощущения. Образ дуэльных пистолетов – образ возможной борьбы в браке, и, с другой стороны, одновременно и желание, и нежелание этой борьбы, ощущение того, что если кто-то с кем-то близко сойдется, то обязательно будет борьба. Вопрос о том, насколько близко она позволяет к себе приближаться.

Оксана: Так однажды и случилось. Меня просто принуждали выходить замуж, и я сбежала из дома.

Терапевт: По крайней мере, не для того, чтобы играть на чужой свадьбе.

Оксана: Нет.

Терапевт: А вы сбегаете, как сбежала бы ваша мама или как сбежал бы ваш папа? Или как сбежал бы кто-то другой из родственников? Что вам нравится больше – уйти в болезнь, оглохнуть, ослепнуть или, наоборот, убежать?

Сама собой вводится идея избегания… Избегание от «здесь-и-сейчас» реальности, от тела, от чувственных переживаний, от чего-то невыразимого словом… Конечно, вы сбегаете, но куда сбегать? Этот момент покоя, удержания и, наоборот, избегания в дальнейшем появляется по-разному.

Оксана: Я уже уходила… Но потом решила, что я не хочу уходить, в алкоголь тоже не хочу, с друзьями хочу общаться, но уходить к друзьям не хочу, хочу иметь свою жизнь – индивидуальную и счастливую… (Улыбается.)

Терапевт: Может быть, вы колобок? Может быть, вам просто интересно вот так – катиться, катиться…

Оксана: Вы знаете, я хочу путешествовать, но путешествовать не одной…

Терапевт: Но мужчин вы ненавидите, и женщин, похоже, тоже.

Мотив путешествия – смягчение мотива убегания. Хотя это тоже стремление куда-то. Я опять возвращаюсь к вопросу о ненависти к мужчинам. Потому что поиск резких, больших чувств, которые наверняка являются чувствами, – это способ увериться, что у нее вообще есть чувства. Когда Оксана просто чувствует, она не может ответить на вопрос, есть ли у нее чувства или нет. Мы двигаемся от этих экстремальных, крайних, словесных проявлений к маленьким переживаниям.

Оксана: На сознательном уровне я их люблю, а вот на бессознательном…

Терапевт: Вы знаете, так трудно иногда отличить, где сознательный уровень кончается, где начинается бессознательный… От чего вы получаете удовольствие?

Оксана: От общения.

Терапевт: С ненавистными людьми?

Она опять мыслит абстракциями, обобщениями. Я говорю на другом, конкретном языке. И это создает маленькие преграды для такой искусственной манеры говорить. Постепенно я стараюсь привести ее к большей конкретности, чтобы ее ответы были не столь быстры и чтобы она над этим ответом думала и думала не головой, а телом, и чтобы в этом было настоящее ощущение, а не готовый словесный шар.

Оксана: Что значит с ненавистными? Вы же не отдаете себе отчет в ненависти.

Терапевт: Если я правильно понимаю, вы говорите о том, что вам общаться нравится, но когда дистанция общения как-то меняется, скажем, сокращается, вы начинаете больше напрягаться.

Оксана: Вы знаете, просто у меня очень четко выражено понятие жертвы… Я привлекаю мужчин как жертва.

Терапевт (наклоняется к ее руке): У вас длинные ногти? (Улыбается: по-видимому, ногти действительно длинные.) Для жертвы это как раз то, что требуется. (Смеется.) Вы считаете, что вы жертва?