Наверное, все-таки пора признать: нет, да, пожалуй, никогда и не было пресловутой «дружбы народов». Есть лишь дружба между конкретными представителями этих народов. И все равно, самое радостное для меня сегодня — услышать, как на грузинской стороне прячут абхазов, на абхазской — хлопочут за грузин. Да, в военное время бывает всякое, но чаще всего — так:

— У меня сосед — грузин, друзьями с ним не были, но никогда и не ссорились. После всего этого я к нему, конечно, охладел, но я не хочу и не допущу, чтобы его убивали!

— Первые две жены у меня были русскими. И только на склоне лет, когда сыновья уже выросли, я женился в третий раз — на абхазке. А мама моя, тогда совсем уже старенькая, мечтала о невестке-абхазке, чтобы можно было с ней хоть поболтать — русского-то она почти и не знала. И вот привез я свою молодуху, мама счастлива, а половина моя молчит. Мама решила, что от смущения, начала уговаривать ласково: «Доченька, не стесняйся, поговори со мной!» Тут уж моя сестрица не выдержала: «Да оставь ты ее, она не говорит по-абхазски!» — «Да ведь она же абхазка!» — «Да мать-то у нее русская!». Так мама с горя как брякнет: «Да что же мужики находят в этих русских, что у них — по две „эти штуки“, что ли!»

Русских «абхазских невесток» действительно немало, впрочем, дело тут не только в их бесспорной привлекательности и пикантных особенностях анатомии. У абхазов — маленького народа, стремящегося избежать вырождения, очень строгая экзогамия — запрет на родственные браки. Не могут пожениться не только дальние родственники — а «отдаленность» здесь понимается совсем иначе, чем в России! — но даже и однофамильцы. Найти подходящую пару довольно сложно, поэтому старые холостяки и девы — не редкость (кстати, последние — действительно «девы», здесь с этим строго, потерявшую невинность замуж никто не возьмет). Что греха таить, каждые родители изначально хотели бы «свою», но жизнь все расставляет по-своему:

— Вот, показывали кино «Анна Каренина». А у нас в деревне была своя Анна Каренина: сын двоюродной сестры моей бабушки в начале 60-х служил в России и привез оттуда невесту. Родственники не одобрили, что она русская, женили его на местной красавице, а этой девушке дали в деревне дом, работу — чтобы не обижалась. И они стали жить так: днем он с женой, а ночью идет к своей любимой. И русская девушка не выдержала, однажды ночью зарубила его топором, сложила их паспорта вместе и написала записку: «Не дали вы нам вместе быть на этом свете — мы встретимся на том». Ушла и бросилась под поезд. С тех пор у нас в деревне поняли, что с настоящей любовью ничего нельзя поделать и никогда больше не препятствовали…

А еще в Абхазии терпеть не могут слова «русскоязычный»: «У нас ни слова, ни понятия такого никогда не было! Если говоришь по-русски — значит, русский!»

Чуть ли не каждое знакомство начинается так: а вот почему Россия («российские журналисты») себя так нечестно ведет?! Чертовски неприятно, но нельзя не признать, что претензии в большинстве своем обоснованы. Раздражает лишь, что любители подобных обвинений сами стараются держаться подальше от линии фронта. Приходится объяснять, что президент Ельцин, министр иностранных дел Козырев, их придворные правозащитники и работники культуры — это далеко не вся Россия. Оправдываться в чужих грехах очень обидно и утомительно. Хорошо еще, что у здешнего народа суровости хватает ненадолго, да и мои августовские похождения смягчали ситуацию.

Наверное, надо просто с максимальной точностью определить для самого себя — зачем ты здесь. Можно ли назвать посторонними людей, которые всего лишь полтора года назад были твоими соотечественниками? Можно ли считать чужой войну, которая расшатывает фундамент твоего дома? Можно ли пренебречь предостережением фронтовика Великой Отечественной Виктора Астафьева: «Чем больше наврешь про войну прошлую, тем ближе сделаешь войну грядущую»?

Постоянно ловишь себя на мысли — где-то это уже было. Наверное, все войны похожи, но эта больше всего — на Испанскую. «По ком звонит колокол» — только замени «Испания» на «Абхазия»: та же звонкая гордость и достоинство, то же обреченное отсутствие выбора, та же бессмыслица и тот же бардак.

Кстати, здешние добровольцы тоже считают себя наследниками интербригадовцев. На стене гудаутского штаба Конфедерации народов Кавказа — на куске ватмана плакатным пером — лозунг: «Нас не пройти!». Американский журналист интересуется: «What is it?» — что там написано? Москвичка-переводчица, улыбнувшись, отвечает по-испански:

— No pasaran!

— О!!!

Мое сообщение, что дедушка воевал в Испании, кабардинскими ребятами воспринимается с восторгом: «А внучка — в Абхазии!». Снова отзвук «Колокола»: «Если уже дед был республиканцем, значит, порода хорошая». И еще один отголосок минувшего — в 1914 году в Новоафонском монастыре приносили присягу и получали Божье благословение юные местные добровольцы, уезжавшие в Сербию, на выручку к братскому народу.

Впрочем, не стоит идеализировать: есть среди волонтеров и юные бездельники, «занимающие оборону» в тыловой Пицунде, и любители военно-полевой жизни, и приезжающие за боевым опытом, есть и просто уголовники. Правда, последние не приживаются: среда не та. Зачастую они попадаются на мародерстве или убийстве своих же — за автомат — и либо бегут, либо с ними разбираются на месте.

Но — несмотря на многочисленные уверения самых различных «источников» о наличии в абхазской армии солдат удачи, никаких особых выплат для «иностранцев» здесь нет (кроме денег на дорогу сюда и обратно). Как и местным, им положены лишь скромные пособия по ранению, по инвалидности, «похоронные» родственникам, пенсии осиротевшим семьям, оплата лечения и протезирования в российских госпиталях. Поэтому для добровольцев — особенно «испанцев» — нет оскорбления страшнее, чем «наемник». Пулеметчик Аслан Беков прячется от людей с фотоаппаратами после того, как в «Известиях» его фотография появилась с подписью «Доброволец-наемник из Кабарды Асланбеков». (Впрочем, в штабе КНК я услышала еще одну версию «фотобоязни»: «Иногда не надо, чтобы родные знали, где сын, не волновались, ведь многие тут — беженцы от матери»).