— Ты, кажется, из Миннесоты, — поддела его Варвара.

— Ну, неважно. Так вот, в Древнем Египте были наемные плакальщицы. Фараона-покойничка потрошат — они стенают. Фараона в растворе вымачивают — они рыдают. Фараона бинтуют — они воют. Фараона пакуют в саркофаг и тащат в гробницу — они и стенают, и рыдают, и воют, и волосы рвут… какие остались. Тоже культурный феномен. Демонстративное усиление внешних проявлений соответствующих событию эмоций. Все-таки эмоции тут печальные… должны быть. Вот я и спрашиваю: почему аборигены на похоронах радуются, чуть не пляшут?

— Спроси чего полегче, — сказала Барби.

— Нет, это ты спроси у своих экспертов по культуре, — перехватил я инициативу. — Я ведь больше по железу, Дэн — по мясу, а культура — твоя. Вот и давай.

— Вот и дам сейчас… кому-нибудь по голове. Отвалите! Дайте хоть поесть нормально! За завтраком — и о покойниках, тьфу!

Убежден: Варвара возмутилась неприличием темы застольного разговора, только чтобы уйти от ответа. Она не очень-то трепетная натура. Те, кто краснеет от скабрезностей и падает в обморок при виде червяка в салате, не летают к Кулюгулю.

Но вечером, когда мы вновь собрались втроем, она поманила пальцем нас обоих — меня и Дэна.

— Я узнала.

Мы насторожили уши.

— Аборигены радуются на похоронах, если покойник умер, не превратившись в бобугаби. Или же у него не появилось бобугаби. Я не совсем поняла.

Мы переглянулись.

— Гм… — промычал Дэн. — Это, конечно, очень интересно. Но что такое бобугаби?

— Не знаю! — заявила Варвара. — По-моему, они увиливали от ответа. Мне кажется, мои расспросы были им неприятны. Впрочем, не уверена…

— Ну? — спросил я.

— Я только и поняла, что бобугаби — это что-то биологическое.

— Ну? — спросил теперь Дэн.

— А то и «ну», что теперь это по твоей части, — отрезала Барби. — Ты ведь у нас биолог.

С тем и ушла к себе. Торжествующе. Многие женщины любят торжествовать над мужчинами, и, надо думать, ошарашенная физиономия Дэна доставила нашей Барби истинное удовольствие. Я хихикнул.

— Вот завтра я выясню, что бобугаби — это нечто техническое, тогда похихикаешь, — мрачно предрек Дэн.

— Не страшно. Уж не думаешь ли ты, что у кулюгулян в старости сами собой отрастают механические протезы? — поддел я его.

— А вот я выясню, что и где у них отрастает…

На следующий день ему, однако, ничего не удалось выяснить, потому что был «не наш» день и эксперты-кулюгуляне — два котообразных субъекта — обиженно мяукали, когда мы их спрашивали о чем-то. Спрашивать полагалось им, а нам — отвечать. Мне, например, пришлось целый день втолковывать кулюгулянам, что такое маркетинг и почему нельзя производить ровно столько продукции, сколько требуется. Я весь взмок. Экономист я разве? Я инженер. Мною овладело предчувствие (впоследствии оправдавшееся), что это еще цветочки — ягодки начнутся, когда по возвращении на Землю наши эксперты будут у меня выпытывать, почему плановая экономика кулюгулян вот уже которое столетие работает вполне прилично и совершенно не намеревается саморазвалиться.

— А знаешь, — сказал мне Дэн вечером, — по-моему, бобугаби для местных — нежелательная тема. Не то чтобы табу, но…

— Непристойная, что ли?

— Точно. Мой котяра аж зашипел, когда я его прямо спросил о бобугаби…

— Может, это из-за того, что их день? Они пунктуальные…

— Зато завтра наш день будет. Я еще попробую. И ты пробуй. Мы попробовали.

— Целый день только и делал, что спрашивал, — жаловался Дэн вечером. — По-моему, они водили меня за нос. Болтали очень много, а толку никакого. В конце концов я их прижал, и они заявили, что все материалы о бобугаби были нам переданы среди прочих сведений о физиологии аборигенов. Очень может быть. Я поищу. А как твои успехи?

— Я просто спросил, где можно увидеть бобугаби. Ответ: нигде. Кажется, мой эксперт заранее знал, о чем я стану выпытывать.

— Ну ясно, знал. Мы третий день только и делаем, что говорим о бобугаби. Знать бы еще, что это такое.

Мы помолчали.

— Давай-ка перевернем ситуацию, — сказал я. — Допустим, не мы прилетели к ним, а они к нам. Есть у нас на Земле что-нибудь такое, чего мы не захотим показывать гостям?

— Еще бы!

— А из числа анатомических или физиологических явлений?

— Да? А что в человеческом организме есть такого, чего нам следовало бы стыдиться?

— Хм… Недостаточный объем мозга.

— Все в мире относительно. Мой достаточен.

— Тогда хватательный рефлекс у младенцев. У мам давно уже нет шерсти, а эти все норовят ухватиться за нее и повиснуть, как макаки.

— Не испытываю никакого стыда от того, что человек произошел от обезьяны. Со всяким может случиться.

— Диарея? Элефантиаз? Паховая грыжа? Кретинизм? Дэн пренебрежительно сморщился.