Гулин редко готовит, потому что, похоже, она почти ничего не ест. Она в джинсах и белой футболке. В общем, нормальный наряд. Но это самые дешевые джинсы и самая дешевая футболка, которую только можно достать в этой части света. Я считаю себя неплохим человеком, но мне почему-то всегда неловко и даже стыдно, когда я встречаю кого-то, кто явно сильнее и крепче меня; кто умеет жить скромно, и при этом не плачется и не жалуется, а наоборот, улыбается и радуется жизни; кто умеет и знает гораздо больше; кто во всех отношениях лучше меня – скажем проще.

– Мы будем скучать по тебе, – говорит Напалм и тянет руку за четвертым блинчиком.

– Я буду вас навещать, – отвечает Гулин. Она попросила Сиксто оставить ей комнату. На всякий случай. Вдруг там что-то сорвется, с ее нанимателем. Напалм уже вызвался присматривать за Ориноко. Я беру уже пятый блинчик. Я почти не участвую в разговоре. Не люблю говорить с набитым ртом.

– Тиндейл, ты не хочешь задать мне вопрос? – спрашивает Гулин. – Сегодня – особенный вечер. Сегодня и только сегодня ты можешь задать мне любой вопрос. И я не обижусь.

Честное слово. Любой вопрос.

Это вполне очевидный флирт.

Мне бы очень хотелось спросить: “Как стать таким же, как ты? Что нужно сделать, чтобы стать таким же, как ты? Я могу что-нибудь сделать?” Но я знаю, что это такие вопросы, на которые нет ответов. Вернее, они есть, только все отрицательные.

Нет. Никак. Ничего.

Но я все же придумал вопрос.

– В чем смысл жизни?

Гулин смеется.

– Так в чем смысл жизни?

– Я сказала, ты можешь задать мне любой вопрос. Но не обещала, что я на него отвечу.

Я бы не назвал Гулин красивой женщиной: у нее слишком жесткое лицо и массивная фигура. Но она симпатичная. Очень приятная внешне. Да, наверное, это самое точное определение. Красота – это не главное, на самом деле. Но для того чтобы это понять, нужно время. Понимание приходит с годами, а годы уходят.

– Я хотел с тобой поговорить. – Судя по голосу Пройдохи Дейва, у него явно что-то случилось. – Хотел попросить тебя об услуге. Ты же теперь кормишь бездомных, вместо иерофанта. И я хотел попросить… если ты вдруг увидишь одного человека… ну, чтобы ты мне сообщил.

– Да, конечно. – Я только рад оказать Дейву услугу. После всего, что он для меня сделал.

Дейв кладет передо мной фотографию.

– Вот он, этот человек.

Мужчина на снимке радостно улыбается, салютуя фотографу бутылкой пива.

– А кто это?

– Мой брат.

Теперь, когда Дейв сказал мне про брата, я вижу, что они действительно очень похожи. Только брат явно потяжелее. Такой громадный толстяк. Но семейное сходство вполне очевидно. Те же глаза, те же брови домиком.

– Да. Мой брат. Он… у него… у него были большие проблемы. Большие проблемы. Я не знаю, где он теперь. Мы с ним не общались уже полгода. Он вообще потерялся. Вполне мог податься в бомжи. Так что, если ты вдруг увидишь его, когда будешь кормить бездомных, дай мне знать, хорошо? Я буду очень

тебе обязан. Да, очень обязан. Его зовут Горас. Гораций.

– Он старший брат?

– Да. Он… он меня научил боксу. Мы с ним остались вдвоем, без родителей. Он… он заботился обо мне.

На словах “он заботился обо мне” у Дейва срывается голос. Больше он не говорит ничего. Сидит и рыдает. Я передаю ему бумажную салфетку (в кабинете иерофанта всегда есть запас бумажных салфеток). Дейв делает глубокий вдох и пытается взять себя в руки.

– Не знаю, что на меня нашло. Разрыдался, как истеричная барышня… Распустил нюни. Что ты теперь обо мне подумаешь?

Дейв боится, что я перестану его уважать, потому что он проявил слабость и дал волю слезам. Но я-то знаю, что в рейтинге силы духа отстаю от него пунктов на двести, если не больше. Он был боксером, дрался на ринге с мощными, свирепыми, хорошо подготовленными соперниками, главной задачей которых было серьезно его покалечить или даже убить. Но он выстоял. Не дал себя сломить. Я бы точно сломался. Потому что я слабый. А Дейв, он сильный. Хотя и у сильных людей есть свои слабые места. Кстати, любопытная тема для размышлений. Например, крутой парень, который ничтоже сумняшеся прирежет случайного прохожего за горстку мелочи, почему-то смущается и не может выдавить из себя ни слова, когда видит девушку, в которую влюблен. При всей своей крутизне он стесняется пригласить девушку на танец. Почему так происходит? Откуда такая несообразность? Хотя, разумеется, если кто-то всерьез озабочен своей крутизной, это как раз показатель, что он ни разу не крут. Тот, кто действительно круче всех, никогда не считает себя крутым.

– Каждый может сорваться. И потом, я же пастор. Духовник. При мне плакать не стыдно.

– Никакой ты не пастор.

– Еще какой пастор! Ты просто не знаешь.

– Горас был слишком добрым и великодушным. Многие люди, оказавшиеся на улице, попали туда потому, что совершили какую-то ошибку. Горас был слишком великодушным.

Он мог бы жить у меня, но ему не хотелось меня стеснять.

Потом Дейв говорит, что может меня познакомить с одним врачом. Он из Бразилии. Хирург по пластическим операциям. Не очень честный, как я и просил. Мне не хватает духу ответить Дейву, что я передумал. Для осуществления задуманного мною чуда мне не нужен нечестный врач. А нужен, наоборот, честный.