— Стойте здесь! — приказала она, — и пусть все видят, какая вы невозможная девчонка!

— Ай, ай, ай, как не стыдно! — сказал Васютин и, отвернувшись от Таси, принялся объяснять младшим пансионеркам, какие моря существуют на белом свете.

Лишь только учитель вышел, девочки с шумом обступили Тасю.

— А ты молодец, Стогунцева, — сказала Ярышка. — Мм! Мм, — передразнила она ее. — Славно!

— Недурно! — поддержала Фимочку Васильева. — Васютин порядочная злюка, и его стоит хорошенько извести!

Тася чувствовала себя чуть не героиней. Все внимание класса было обращено на нее. Ее выходка позабавила всех. Девочки улыбались сочувственно, кроме старших, которые занимались своими делами и нимало не обращали внимания на малышей.

Но радость Таси была преждевременна. Дуся посмотрела в лицо Таси своими честными голубыми глазами:

— То, что ты сделала сегодня, гадко и дурно.

— Это не твое дело.

— То, что ты сделала, нехорошо — повторила Дуся.

— Убирайся! — Стогунцева оттолкнула от себя свою новую подругу.

— Девочки! Девочки! Смотрите, она обижает нашу Дусю! — всполошилась Маргарита Вронская.

— Не смей обижать Дусю! — подскочила Васильева к Тасе.

— Дуся наша — милочка! Мы не позволим обижать ее! — вторила им смугленькая хохлушка Каховская из старшего отделения пансиона.

— Да, да! Не позволим! — отозвались близнецы — сестрицы Зайка и Лиска.

— Ах, ты, Задира Ивановна, Забияка Петровна! — прыгала вокруг Таси Ярышка.

— Забияка! Забияка! — подхватила Карлуша.

Тася готова была расплакаться злыми бессильными слезами. К ее счастью, в класс вошел учитель русского языка и арифметики Баранов, и девочки чинно разместились за своими столиками. Одна только Дуся не успела занять своего места.

— М-lle Горская, — спросил учитель, — что же вы? Прогулку задумали в неурочное время!

— Это не она виновата, а новенькая! — крикнула со своего места Ярышка.

— Ярош, тише! — остановила девочку надзирательница.

— Правда! Правда! — подтвердили все. — Новенькая виновата! Новенькая!

— Мне нет дела, кто виноват, — сказал Баранов, — я вижу, что m-lle Горская не на месте, и делаю ей замечание за дурное поведение, — он обмакнул перо и написал что-то в классном журнале.

— Это несправедливо! — неожиданно раздался голос с половины старших. — Дуся не виновата! Нет! Нет! — и Маргарита Вронская встала со своего места.

— Не виновата! — вторила ей графиня Стэлла.

— Не виновата! — отозвалась всегда невозмутимая Лизанька Берг.

— Молчать! — прикрикнула Сова на расходившихся девочек.

— Я вас прошу не шуметь! — надрывался учитель.

Но девочки уже не могли успокоиться, дело касалось их любимицы Дуси, которую обвиняли незаслуженно. Они волновались и шумели, как стая крикливых воробышков.

— Злой Баранов! Нехороший! — говорила Ярышка.

— Противный! Не люблю его! — отозвалась Карлуша. — Дусю ни за что обидел! Бедная Дуся!

— Он Дусю обидел! — неожиданно выпалила Ярышка, — противный, несносный, скверный… Так ему отплачу за бедняжечку Дусю! — Шалунья низко пригнула голову к столу и испустила короткое: «Бэ! Бэ! Бэ!» — очень похожее на блеяние барана.

— Это что такое? — возмутился учитель, не понимая, откуда идет этот крик, так как глаза Ярышки невозмутимо смотрели на него, в то время как губы ее, находившиеся чуть ниже поверхности стола, тщательно выводили:

— Бэ! Бэ! Бэ!

— Что-с? — окончательно потерялся Баранов, бегая по классу и отыскивая виновную.

— Бэ! Бэ! Бэ! — продолжала неистово Фима, в то время как пансионерки, и старшие и младшие, давились от смеха.

— Кто это позволяет себе подобную дерзость? — строго спросил учитель, обводя класс испытующим взором.

Настасья Аполлоновна, красная, как морковь, перебегала с одного места на другое, стараясь накрыть блеявшую проказницу. Но это было не так-то легко. Едва Сова подходила к тому месту, где сидела Фима, как блеяние прекращалось, а когда надзирательница бежала в противоположный угол класса, возобновлялось снова с удвоенной силой.