Полдень. И опять на пути деревня. Чуткие ноздри изголодавшихся, истомившихся путников далеко улавливают запах жилья. Опять Жилбек выходит на разведку. Пристально осматривает каждый домик, каждый дворик. В деревне, по его мнению, фашистов нет. Можно сделать вылазку.

— Почему вы решили, что нет? — усомнился Павлик, начавший осторожничать в своих краях.

— Глаз наметан. А если есть, прихватим одного фрица, черт бы его побрал, — мрачно проговорил Жилбек, глядя на свои босые израненные ступни.

Фашистов в деревне на самом деле не оказалось, и бойцы сумели раздобыть две буханки хлеба и кусок свиного сала.

— Давайте-ка обойдем вот тот холмик и за ним в кустах подзаправимся, — решил младший лейтенант.

Только расположились, только разрезали первую буханку на скупые солдатские ломти, как послышался чей-то говор по другую сторону холма.

Пришлось залечь. Кто там шел, сколько человек— неизвестно, но бежать в лес уже было поздно. Оставалось лежать не шевелясь, не дыша.

На тропинке, петляющей по склону холма, показались двое. Судя по одежде, это были местные жители, мужчины лет под тридцать. Они шли с какими-то котомками за плечами и беспечно болтали.

И вдруг из-за кустов раздалось:

— Подойдите сюда!

Двое остановились. Из-за кустов показалось дуло автомата.

— Подойдите ближе!

— Да у нас ничего нет… Чего ты пристал, — осмелел один из них.

Из кустов показалась голова Павлика, а потом и дуло его автомата.

— Подойди, раз тебе командир приказывает! — сурово посоветовал Павлик. — Да не бойтесь, мужички, не бойтесь: поговорим и дальше пойдете.

Те послушно подошли.

— Куда держите путь? Откуда сами?

— Из Могилева мы… От немцев бежали. Тоже вот, как вы, сначала в окружение попали, а потом в плен…

— Вроде вас, — добавил второй с облегчением.

— Ну мы еще пока в плен не попадали, — разочаровал их Жилбек. — И не собираемся.

— А ну-ка, снимите мешки! — добавил Павлик. Мужики нехотя положили мешки на землю, медленно начали их развязывать.

— Думаете, у нас тут мина спрятана, что ли?.. Или золото, — пробубнил один.

Павлик тряхнул развязанный мешок за угол, и на траву выпали новенькие солдатские ботинки.

— О! Кто ищет, тот всегда найдет, — засмеялся Павлик, подавая ботинки младшему лейтенанту.

— Мы прихватили их, чтобы на жратву поменять, — объяснил хозяин ботинок.

— А куда идете сейчас?

— Да в свою деревню хотели…

— Значит, были красноармейцами, а теперь по деревням. Что же с армией будет, если каждый к себе на печку побежит?

Мужики стояли, переминаясь с ноги на ногу. Во втором мешке оказалась почти новая гимнастерка. Павлик и ее подал Жилбеку.

— Вот что, братва, — заговорил Жилбек, взяв гимнастерку и перебросив ее через плечо. — Вы можете идти в свою деревню. Я не в состоянии вас удержать. Брать вас с собой — только лишние хлопоты, все равно ночью сбежите. Мне до своего аула далеко, и бежать я туда не собираюсь. Я буду воевать. Линия фронта уже близко. Я командир, мне нужна обувь. Поэтому я забираю ботинки, прошу не обижаться.

— Не сердитесь, мужики, — весело посоветовал Павлик, видя, что теперь Жилбек обут и, следовательно, его, Павлика, провинность забудется. — Война есть война. А в деревне у вас будет жинка под боком.

— Да нет, чего уж там, не обижаемся… Понимаем сами… Чего уж, бери, носи на здоровье… Дай бог, чтобы все живыми остались. Да чтобы немца поскорее прогнали.

Жилбек подумал, что эти двое, возможно, неплохие люди просто они сломлены пленом, невзгодами, в армии прослужили мало, к дисциплине, видать, не привыкли.

— Подождите, товарищи, — остановил их младший лейтенант. — Вы можете выполнить маленькую просьбу? — Давай говори…

— Если сможем, так чего же не выполнить, — поддержал второй, соглашаясь на все, лишь бы этот черный косматый командир не приказал следовать за ними.

— В Павлодаре у меня жена. Если перейдете фронт, прошу вас послать ей записку. Я ваше положение понимаю. И вы должны понять мое положение.

— Перешлем, передадим! — сразу согласились оба. Жилбек быстренько написал записку по-казахски, свернул солдатским треугольником и написал адрес.

— Ну, прощайте. Не обижайтесь, что пришлось поделиться.

Мужики ушли.

Наступил октябрь, прижали холода, а фронта все не было и не было. По утрам на земле серебрился густой иней, лужицы схватывались мутным ледком, без костра уже невозможно было спать. А костер мог привлечь внимание врага. Деревни попадались все реже, продукты стало добывать все трудней. Об одежде и говорить не приходилось.