Как ни растягивали, продукты, вырученные за кортик, все же кончились.

Та же пожилая фельдшерица сказала Олегу наедине:

— Общее состояние твоей мамы несколько улучшилось. Но сердце у нее совсем разболталось. Она просится на работу. А я боюсь… Это опасно. Проследи, чтобы она не напрягалась…

Олег объявил друзьям, что хочет продать винтовку. Иван положил ему руку на плечо и сказал:

— Ну и черт с ней!.. Раз надо. Мы и в тире постреляем.

— И тебе не жалко? — возмутился Феодал. — Я бы сдох, но ни за что не продал бы винтовку!

Сеньку заявление Феодала возмутило:

— Умный какой! Ты-то не сдохнешь! Тебе трепаться можно. Батя твой вчера вечером что привез?.. Муки целый мешок!

— А ты докажи! — обозлился Феодал, надвигаясь на Сеньку.

— И докажу! Драгиль тот, что привез, знаешь, что сказал?.. «Воруют, сволочи, мешками! А за привоз полтинник лишний заплатить скупятся!»

Толька хотел стукнуть Сеньку, но его осадили.

— Зачем кричать? — сказал Абдул Бинеев. — Надо такой покупатель искать Олегу, чтоб за винтовка заплатил хорошо…

Через несколько дней как раз Абдул и нашел такого покупателя. Вечером, после уроков, прибежал обрадовать:

— Нашей национальности. Одетый бедно, а сам богатый! Старый лошадь, верблюд покупает. Ночью своим двором режет. Мне, говорит, такой маленький ружье нужен. Хорошо заплачу…

Утром Олег повздыхал, глядя на свою красавицу винтовку в последний раз, завернул в мешковину и пошел.

Абдул постучал в калитку. Загремела цепь, раздался громкий лай. Пес так яростно кидался на забор, что трещали скованные морозом доски. Через несколько минут появился низенький человек с морщинистым лицом, глазами-щелочками, редкими седыми усами, и такой же бородой, одетый в драное, замызганное пальто.

— Махмуд рад хороший человек. Дом ходи. Гостем будешь, — сказал он Олегу. Прикрикнул на пса и повел в глубь двора.

Дом был большой, но комната, в которую они попали, казалась жилищем нищего. Махмуд усадил их за голый деревянный стол. Не по-стариковски ловко вскинул винтовку к плечу, целясь куда-то в окно. Вынул затвор и с обоих концов просмотрел канал ствола. Одобрительно поцокал языком:

— Хороший хозяин. Зачем продаешь?

— Кушать надо. Брат маленький. Мать больная, — ответил за Олега Абдул.

— Кушать, кушать, — закивал он. — Сколько хочешь?

— Десять килограммов мяса, — сказал Олег.

— Двадцать пять фунт?! — моментально перевел старик. — Много хочешь. Десять фунт дам. Хороший мяса. Молодой…

Олег бы продешевил, но Абдул толкал ногой под столом: требовал продолжать торг… В конце концов сошлись на шести килограммах. Старик взял винтовку и вышел. Минут через десять вернулся, положил перед Олегом большой сверток.

У Кургановых настали праздничные дни. Борщ и каша с кусочками мяса были такими сытными, что даже Мишка стал наедаться. Землистый цвет лица у мамы постепенно исчез. Она стала все чаще вставать с постели, делать кое-что по дому и даже стирать. Только варить конину она боялась. Обычно это делал Олег. Когда вода закипала, из мяса выделялось столько пены, что действительно становилось страшно. Пена лезла и лезла через край кастрюли, будто вместо мяса туда кинули густопенный огнетушитель. Потом Олег приноровился, наливал воды только до половины, и дело пошло на лад.

Вечером все устроились вокруг лампы по трем сторонам стола. За окном беснуется январская метель, стучит, поскрипывает неплотно прикрытой ставней. А в комнате тепло. Попискивает на плите чайник. Привычные тени разбежались по углам.

Мама надвязывала крючком разодранные шерстяные носки. А их хозяин, Мишка, высунув кончик языка и время от времени издавая воинственные крики, изображал ожесточенное сражение с участием конницы, артиллерии и морских кораблей.

Олег переписывал начисто только что сочиненные им куплеты для живой газеты, с которой их отряд будет выступать в клубе перед рабочими завода.

В дверь постучали.

— Войдите! — одновременно откликнулись Олег и мама.

— Здоровеньки булы, Кургановы!

На пороге стоял человек в шинели, в кубанке, припорошенной снегом, с рыжими заиндевелыми усами.

— Дядя Федя приехал! — кинулся к нему со всех ног Мишка.

Дядя Федя вскинул Мишку вверх, чуть не приложив макушкой о низкий потолок. Поздоровался с мамой и Олегом за руку и, по-армейски вмиг раздевшись, присел к столу.