Шрифт:
На полу в спальне Сюзи лежала школьная сумка. Она выделялась своей необычностью, потому что Сюзи никогда не стала бы носить такую скучную вещь. У нее была хиповая сумка из лоскутков, с которой она ходила в школу, и нарядная кожаная сумочка на торжественный случай.
— Это Черри оставила.
— Ты пускаешь ее в гости? — сказал Грег с нарочитым изумлением.
Сюзи улыбнулась:
— Она ничего. Только очкастая.
Мы засмеялись.
Когда мать Сюзи позвала ее вниз к телефону, мы с Грегом метнулись к сумке и начали там рыться. Нас обоих сразу осенило, что если мы найдем что–то компрометирующее, то сможем шантажировать Черри и не дадим ей разболтать всем о Фантастическом Драконьем Войске.
Нас с Грегом мысли часто осеняли одновременно. Потому что мы так долго сражались в одном войске. Мы всегда знали, чего ждать.
— Дневник! — прошипел Грег и засунул его себе под пиджак за мгновение до того, как вернулась Сюзи.
— Зед сейчас зайдет, — сказала она.
Мы все были этому очень рады.
Сюзи поставила первый альбом «Лед Зеппелин». Она хотела, чтобы к приходу Зеда непременно играл «Лед Зеппелин». Иначе Зед мог разочароваться.
Сюзи запнула сумку Черри под стол, с глаз долой. Мы с Грегом хихикнули, потому что дневник был у нас.
У Сюзи была музыкальная газета, и мы почитали про драку в Лондоне между скинхедами и хиппи–сквоттерами. Скинхеды в Глазго имелись, в нашей школе тоже были скинхеды. В тот год они отрастили волосы еще на несколько миллиметров и носили длинные черные плащи и белые брюки, высоко подвернутые над ботинками. Мы их боялись и избегали.
Сюзи долго с любовью разглядывала фотографию Марка Болана. Нам с Грегом это казалось нудным. Нам хотелось, чтобы она перевернула страницу, но мы ничего ей не сказали. Счастливая Сюзи была прекрасна и мы могли стерпеть, что она таращится на Марка Болана.
Пришел Зед — он был рад нас видеть. Он всех смешил и подначивал, и показал нам подпольный комикс, который достал у студентов в городе. Вечер получился хороший, но по дороге домой я впал в уныние. Зед явно заслуживал Сюзи больше, чем я, но, вопреки доводам рассудка, это меня не радовало. Моя любовь к Сюзи обратилась в дракона, грызущего меня изнутри. Чувство было невыносимое, но избавиться от него я не мог.
Иногда казалось, что слишком много всего свалилось на мою голову. Единственное утешение было — слушать «Лед Зеппелин». Они тоже страдали. Это слышалось в их песнях.
Нас распустили из школы на три дня, когда забастовали энергетики. В 1972–м бастовали много. Энергетики, шахтеры, докеры, автомобилестроители, даже учителя. Я их полностью поддерживал. Все, что мешало нам ходить в школу, было достойно поддержки.
ДВАДЦАТЬ ОДИН
Эпизод с дневником оказался катастрофой. Грег взял его домой почитать и на следующее утро позвонил мне перед тем, как идти в школу, то есть дело не терпело ни малейшего отлагательства.
— Ты не поверишь, что у Черри в дневнике.
Он явно лопался от возбуждения. Я не стал завтракать и поспешил ему навстречу. Подходя к его дому, я увидел, что он поджидает меня на крыльце с дневником в руках.
— Черри — поэт, — сказал он.
— Ты хочешь сказать, что у нее в дневнике стихи?
Грег кивнул. Я понял, почему он так взбудоражен. Какое бы стихотворение ни написала Черри, его обязательно стоило почитать. Знать, что она пишет стихи, было забавно само по себе. Я схватил тетрадку.
— Стихотворение к моему Мифическому Старшему Брату.
— Что за дурацкое название?
Я быстро проглядел его. Оно было довольно туманным и я не мог сказать, хорошо оно или плохо, но оно явственно подразумевало, что Черри коротает время, разговаривая с выдуманным старшим братом, а это определенно было смешно.
— «Стихотворение о том, что заполночь и мне некуда идти».
— Надо бы ей друзей завести, — сказал Грег и стал читать его вслух. — Слушай, она влюбилась.
Мысль, что Черри влюблена, меня ошеломила.
— В кого?
Там не говорилось. Стихотворение было посвящено таинственному предмету страсти и озаглавлено «Моя любовь к Z».
При мысли о том, что мелкая дурочка Черри влюблена, мы ухватились за столбы, чтобы не упасть.
В дневнике была еще уйма стихов. Так же там описывался повседневный быт — например, как Черри ходит на уроки скрипки или с мамой в магазин: кажется, ей нравилось ходить с мамой по магазинам, — но через каждые несколько страниц, встречалось новое стихотворение, всегда под печальным названием «Одиночество Луны» или «Брошенный пес воет от боли».