Шрифт:
– Псина!
Она попробовала было изобразить свою улыбку доброй кормилицы, да у неё не вышло: она задыхалась, а белок её глаз в красных прожилках, казалось, кровоточил…
– Псина! Ты ли это?
Она поднялась, крупно задрожала и попыталась уклониться от разговора; её чёрные губы и язык, которыми она хотела лизнуть мои пальцы, были в золотисто-рыжей шерсти Бьянки…
– Ох, Псина, Псина…
Мне не хватало слов, я ещё не умела сетовать, пугаться и удивляться перед лицом злой силы – в свои десять лет я не знала её названия, – которая смогла превратить в зверя добрейшее из созданий…
ПЛАЩ СПАГИ [53]
Плащ спаги, чёрный бурнус с золотой нитью, феска, «гарнитур» из трёх овальных миниатюр – медальона и двух серёжек в оправе из камешков, кусок «подлинной испанской кожи» с неистребимым запахом… Когда-то, уподобляясь в том маме, я благоговела перед этими сокровищами.
– Это не игрушки, – важно говорила она с таким видом, что я начинала воспринимать их как игрушки, но только для взрослых…
Иногда мама забавлялась, надевая на меня чёрный лёгкий бурнус с золотой нитью, накидывая мне на голову капюшон с кисточкой, и аплодировала сама себе за то, что произвела меня на свет.
53
Спаги (перс.) – во французских колониальных войсках кавалер части из местного населения в Северной и Западной Африке.
– Когда выйдешь замуж, будешь набрасывать его на плечи после бала. Что может быть более удобным и к тому же не выходящим из моды… Твой отец привёз его из африканского похода вместе с плащом спаги.
Плащ спаги из красного тонкого драпа был завёрнут в старую простыню и дремал себе в шкафу, с вложенными в него разрезанной на четыре части сигарой и пенковой обкуренной трубкой – «против моли». Но то ли моль стала нечувствительна к запаху курева, то ли нагар трубки утратил своё инсектицидное свойство, только во время одного из переворотов домашнего значения (имя которым – большая уборка), ломающих тряпично-бумажно-верёвочный порядок шкафов, как реки ломают лёд, мама, развернув плащ спаги, жалобно вскрикнула:
– Съеден!
Словно к столу людоедов, сбежалась семья взглянуть на плащ со множеством дырок, таких круглых, будто по нему стреляли мелкой дробью.
– Съеден! – всё повторяла мама. – А рыжая лиса рядом не тронута.
– Ну, съеден! – спокойно проговорил отец. – Съеден так съеден.
Мама выпрямилась перед ним, подобно фурии экономии.
– Быстро же ты смиряешься!
– О да, я уже привык.
– Мужчины…
– Знаю. На что он тебе был, этот плащ?
С мамы мигом слетела её самоуверенность, и она заегозила, как кошка, которой наливают молока в бутылку с узким горлышком.
– Ну… я его хранила! Вот уже пятнадцать лет он завернут всё в ту же простыню. Дважды в год я его разворачивала, встряхивала и снова складывала…
– Одной заботой меньше. Можешь все свои силы сосредоточить на зелёном пледе в голубую и жёлтую клетку, которым членам твоей семьи запрещено пользоваться, поскольку они имеют право лишь на красный плед в белую клетку.
– Зелёным пледом я укутываю ноги Малышки, когда она больна.
– Неправда.
– Как это? Кому ты это говоришь?
– Неправда, потому как она никогда не болеет. Мамина рука тут же легла мне на голову, словно на меня вот-вот должен был свалиться кирпич.
– Не переводи разговор на другое. Что мне делать с потраченным молью плащом? Он такой большой! Метров пять будет!
– Бог мой, душенька, если он причиняет тебе столько хлопот, сложи его, заверни в саван и убери в шкаф, словно ничего не произошло!
Кровь прилила к свежим маминым щёчкам.
– Как ты можешь! Теперь другое дело. Я не смогу. Здесь затронут вопрос…
– Тогда, дружок, дай-ка его мне. Я кое-что придумал.
– Что ты собираешься делать?
– Не спрашивай. Я знаю.
Мама вручила ему плащ со всей своей доверчивостью, сквозящей в её взгляде. Такое уже бывало: не заявлял ли отец, что ему известен секрет изготовления шоколадной карамели, или способ наполовину сократить потребность в пробках во время разлива бордо по бутылкам, или метод расправы с медведками, одолевшими наш салат-латук? Пусть плохо закупоренное вино скисало за полгода, а изготовление карамели приводило к кристаллизации в сиропе халата и к пожару, уничтожавшему метр паркета, пусть гибель салата, обработанного загадочной кислотой, предшествовала гибели медведок – это не означало, что отец ошибся…
Мама вручила отцу плащ спаги, он набросил его на плечо и быстро заковылял с ним в своё логово, именуемое также библиотекой. Я отправилась вслед за ним: его передвижение по лестнице напоминало вороний скок, он подтягивал себя со ступеньки на ступеньку. В библиотеке он сел, приказал подать ему линейку, клей, большие ножницы, циркуль, кнопки, отправил меня восвояси и закрылся на ключ.
– Пойди взгляни, что он делает, – просила мама. Но нам пришлось до вечера оставаться в неведении. Наконец до нас донёсся громкий отцовский зов.