Вспомнил апельсиновые в закате крыши мертвого города Джулая, которые тысячи дней светились в пустыне ни для кого, пока проводник Батырбек не вывел к нему колонну автопробега.

Вспомнил полуголого метеоролога, бегущего плавной рысью рядом с машиной по тряским ночным барханам, и ценный прибор «психрометр», закутанный в меховую куртку ученого, у него на руках..

…Истерику встречных верблюдов и сдержанный ужас кочевников, впервые увидевших автомобиль.

…Золотые зубы вице-командора на прощальном банкете в Красноводске.

Вспомнил покрышки своего старого «форда», которые саксаул пробивал, как стекло. И свою молчаливую зависть к трехоскам…

…И мальчишку, сына начальника метеостанции. Он три ночи не спал, поджидая колонну автопробега, а когда она, наконец, появилась, мальчишку не смогли разбудить. У него над кроватью висели автомобильные очки из бумаги. И все очень жалели мальчишку, когда он проснется утром. А Лоскутов, этот самый, Михаил молча снял свои шоферские очки и повесил их над мальчишкой вместо бумажных. И еще подмигнул Сурику…

— Николай Никифорыч, у шейсят-тридцать опять тормоза барахлят!

Сурин быстро пихнул книжку в карман, едва влезла, посыпались гаечные ключи, карманное хозяйство. Прихлопнул кабину. Огляделся, будто не сразу сообразил где. Обычным тоном спросил:

— Чего им барахлить?

— Шут ее знает, — махнули в ответ. — Одно слово: шейсят-тридцать.

Заковыристая машина шейсят-тридцать, никак из ремцеха не выпихнуть. Все вроде отлажено, изнутри блестит, а в самый последний момент, хоть в воротах уже, как ей взбрыкнется — выкинет фортель. Характер такой сквалыжный у шейсят-тридцать: любит, когда под нею полгаража ползает. Есть такие машины.

Провозились до самого обеда. За делом все посторонние мысли вылетели. Вроде и не было никакой книжки за старым сиденьем. Не находил. Может, и вовсе забылось бы, если б не еще случай в тот же день. Случаи всегда косяком ходят.

В обед Сурин задержался в конторе, а когда выскочил, во дворе разворачивался чужой «газик». По номеру видно — не ашхабадский. Развернулся наполовину и встал поперек, как его заклинило. Вылез шофер, крупный парень в очках-«консервах», рванул капот, присвистнул:

— Все, Владимир Аркадьич! В аккурат хватило… С пассажирской стороны щелкнула дверца и выпустила мужчину чуть младше Сурина, в шляпе, в ковбойке с засученными рукавами, шофер не шофер, начальник не начальник. Мужчина глянул и понимающе тряхнул головой:

— Три часа возни обеспечено. Пока заседаю, как раз управишься.

Не спеша обвел глазами кругом, увидел слесаря Балаева, мальчишку, который на всякое происшествие тут как тут, спросил:

— От вас каким автобусом к центру? Где остановка?

— А чего надо? — взъерошился слесарь Балаев, чувствуя себя очень ответственным. — Чужих не обслуживаем.

— Свои, — усмехнулся мужчина, — советские…

— Из Небит-Дага, с Нефтяного объединения, — дружелюбно объяснил парень в «консервах». — «Лягушку» найдется сменить?

Поломка несложная, и со всяким может случиться. Пробило диафрагму насоса, который толкает горючее из бензобака в карбюратор. Этот насос и называют «лягушкой». Запасной «лягушки» у шоферов, как правило, нет: одно спасенье — добраться до ближайшего гаража.

— Едва-едва «на бутылочке» дотянули…

— Надо подумать, — надулся важностью слесарь Балаев, но тут Сурин шагнул из тени на свет, и слесарь сразу стушевался:

— Вон как механик…

— Ступай в цех, — строго сказал ему Сурин и кивнул шоферу в «консервах». — Пошли, получишь «лягушку».

Пока ходили, спросил, между прочим:

— Кого везешь?

— Владимир Аркадьича, — с удовольствием отчеканил парень. — Железный мужик, главный инженер объединения. Он вообще-то лучше меня водит, но раз на совещание…

— Понятно, — хмуро прервал Сурин, потому что не любил длинных излияний. Нефтяной главинж ему понравился, этого достаточно.

Когда вернулись к «газику», Владимир Аркадьевич по-походному на ступеньках застегивал толстый портфель. Улыбнулся Сурину:

— Бумажные души. Что поделаешь?

— Верное дело, зато без прокола, — любимой поговоркой поддержал разговор Сурин. Потом объяснил, чем добираться до центра. Свои машины часто идут, а сейчас нет, как на грех.

— Автобусом лучше, в коллективе, — засмеялся главинж и вдруг хлопнул себя по тугому портфелю, как по лбу. — Чуть не забыл!