Шрифт:
— Ты еще увидишь мир. Все изменится. Мы все изменим.
Пити пристально смотрела на него, силясь понять, что он сказал.
Ночью бушмены спали, укрывшись одеялами из шкур или забравшись в меховые мешки. Из-за высокой песчаной дюны выглядывал месяц, удивленно разглядывал ветхие шалаши и маленьких людей. Лунный свет вспыхивал зеленым пламенем в глазах шакалов, бродивших вокруг лагеря. Где-то далеко раздался громовой утробный рев льва, и шакалы, вывшие на луну, сразу умолкли.
С племенем Генри прожил неделю, не переставая удивляться этим приветливым и доброжелательным людям, за которыми колонизаторы совсем еще недавно охотились, как за дикими зверьми.
Генри окреп. И однажды утром он и несколько бушменов двинулись на юго-восток. Пити добывала для них коренья, собирала с деревьев чиви красные плоды. И раз даже принесла в деревянной чашке мед.
На третий день, когда солнце вскарабкалось по белесому алюминиевому небу почти в зенит, они увидели одинокую ферму. Пастух-африканец, опираясь на палку и стоя на одной ноге, пас стадо овец. Размахивал железными крыльями ветряной насос. В прямоугольнике искусственного бассейна голубело небо.
— Мы пришли, — сказал старый Кану.
Генри молча смотрел на пастуха, на землю, заселенную людьми. Едва ли здесь встретят его с распростертыми объятиями. И все же он волновался, словно блудный сын, вернувшийся, наконец, домой.
— Мы пришли, — повторил Кану. — Здесь живут твои братья.
— Хвала тебе, бушмен. Хвала тебе, старик.
Маленькая Пити с грустью смотрела на гостя. Он явился из другого мира, и этот мир властно звал его к себе. Генри подошел к Пити, молча подержал ее руку в своей.
На дороге показался грузовик со скотом в кузове. За рулем сидел африканец. Ветер сносил в сторону плотный шлейф красной пыли. Генри остановил машину.
— Вид у тебя, парень, будто год через Калахари шел, — сказал шофер неприветливо. — Ну, садись.
Генри уселся в кабину.
— Честно скажи: документы есть?
— Нет.
— Встретим патрулей на дороге — выскакивай…
Когда Генри выглянул из окна, Кану и его спутники все еще стояли у дороги. Маленькая Пити, притихшая и грустная, смотрела на машину. Генри помахал девушке рукой, но Пити не шевельнулась.
Генри стало грустно. За короткий срок он успел подружиться и с девушкой, и с Кану, и со всем маленьким племенем.
Машина прыгала по выбоинам. Откинувшись на спинку сиденья, Генри глядел вдаль. Плыла навстречу холмистая степь. Оставались позади фермы и прямоугольники земель, огороженные хозяйскими заборами, где на полях работали африканцы.
Генри думал уже об Иоганнесбурге, Все дороги ведут домой. Там ждут его друзья, ждет Анна и ждут агенты секретной службы.
Нелегкая предстоит борьба. Но нет другого пути.
Гюнтер Продль
БИЛЕТ В НИЧТО
ИЗ КНИГИ «БЕСПРИМЕРНЫЕ УГОЛОВНЫЕ ДЕЛА»
«В Нью-Йорке каждый год исчезают десятки тысяч людей. Бесследно. Бесшумно. Ни крика, ни капли крови, без всякого мотива, никакая отправная точка не объясняет их путь в ничто…»
(«Ди вельт». Гамбург, издание от 7 апреля 1957 года.)В 1956 году согласно статистике о пропавших без вести, составленной нью-йоркской полицией, ровно 10 167 человек вступили или вынуждены были вступить на таинственный путь в ничто. Судьба 10 166 из них и по сей день неизвестна. Только одно имя появилось через несколько недель в прессе; год спустя оно стало сенсацией, публикуемой под крупными заголовками:
Хесус де Галиндес!
12 марта 1956 года, в 21 час 42 минуты, Хесус де Галиндес сел на станции метро «Колумбус Сиркл» в поезд до Бронкса. Один знакомый случайно видел, как де Галиндес входил в последний вагон с туго набитым портфелем в руке. Двое молодых людей в потоке пассажиров протиснулись к Галиндесу и сели рядом с ним на скамью: один — слева, другой — справа.
Двенадцать часов спустя в нью-йоркской полиции появился издатель Валанкес и сообщил о бесследном исчезновении Хесуса де Галиндеса.
Полицейский отрицательно покачал головой.
— Он исчез только вчера вечером? Но ведь это ничего не значит. В Нью-Йорке тысячи людей по разным причинам не приходят домой. Может быть, ваш знакомый напился и лежит в каком-нибудь борделе? Подождите еще пару дней. Если он и тогда не объявится, то еще успеете заявить в полицию.
— Это исключено. Мой друг не пьет и не слоняется по борделям. Сегодня в десять часов утра он должен был сдать мне рукопись книги. Об этом мы твердо условились.