8. …Повсюду, на походе и в палатке возил он с собою свою библиотеку, как кивот завета, и был снабжен источниками и средствами для своих работ: источники — в Священном Писании, средства — в языческих произведениях. Его можно было сравнить с тем хозяином, "который выносит из сокровищницы своей новое и старое". [155] <…> [156]

После 1002

<…> Ричард, благообразный отрок, [157] славный своим происхождением, наставлялся в плену [158] сведениями всякого рода, укреплялся телом и был ласков и добр со всеми, как взрослый; избегал всего неприличного по силам своего возраста; не ценил высоко того, что не укрепляло духа; вооружал свой язык живым красноречием и отличался своею речью в разговорах; изучал тщательно и проверял то, чего не знал, и его не пугала темнота дела. Свой отроческий возраст он посвятил Иисусу Христу и, несмотря на всю нежность лет, вел себя по всем правилам Писания. Таким образом, с Божиею помощью, наш прекрасный отрок сиял бы пред всеми, если бы даже и не воспитывался в королевском дворце. Его охотно поучали всякого рода назиданиями и наставляли с медоточивою сладостью придворного языка. <…> [159]

(1050)

2. Блаженный Одилон, родившись среди знатной фамилии, еще в детстве был посвящен Христу, как новый Исаак или Самуил. Будучи ребенком, он обнаруживал наклонность к смирению, целомудрию, невинности и чистоте нравов и, насколько позволял его возраст, занимался делами милосердия. Одилон превосходил своих сверстников мудростью и характером, так что если не по времени, то по зрелости его уважали, как старца. Выйдя из отроческих лет и достигнув юношеского развития, он помышлял втайне удалиться в египетские пустыни и жить в земле обетованной. О благий Иисусе, как сладок твой призыв, как высоко твое вдохновение, когда ты, едва коснувшись души, превращаешь жар вавилонской пещи в любовь к небесной отчизне… Пока Одилон помышлял о том, великий Майоль, [160] уже прославленный во всем мире, явился в пределы Оверни, и по божественному определению к нему привели того, о ком мы говорим. Обратив внимание на его телесную красоту и знатность рода и провидя в нем внутренним оком нечто великое и божественное, Майоль привязался к нему всем сердцем; огонь Божеской благодати возгорал между ними все с большею и с большею силою. Они вступили в дружескую беседу: младший сообщил старшему свои желания; старец как мог укрепил юношу в его стремлениях осуществить задуманное. По совершении этого старец возвратился домой, а юноша приготовился к исполнению своих предначертаний. Немного времени спустя новый ратник Божий, подобно тому, как Бенедикт оставил Рим, удалился из Оверни, не посмотрел на отцовское наследство, родных и братьев и, как Авраам вышел из земли Халдейской, явился в Клюни, в свою обетованную землю; там он принял монашескую одежду, сложив с себя одежды клирика. <…>

5. Обратимся теперь к описанию его нравов, которыми он был украшен по божественной благодати. По принятому исчислению добродетелей святой муж обладал четырьмя самыми главными из них: разум, правдолюбие, твердость духа и воздержание. Философы определяют разум как силу, стремящуюся к исследованию истины и жаждущую полноты познания. В этом отношении Одилон был замечателен именно тем, что ни днем ни ночью не переставал трудиться над исследованием истины. В руках у него всегда божественные книги, речь одна — о Священном Писании, и назидание всякого — единственная работа… О его учености и красноречии, что не мешало ему быть верным православию, свидетельствуют его слова и многочисленные послания, дышащие мудростью, кротостью и благостью.

6. Правдолюбие, по определению философов, состоит в том, чтобы каждому воздавать свое, не присваивать чужого, не заботиться о собственной пользе и сохранять во всем беспристрастие. И всем этим он обладал в высшей степени. Каждому воздавалась им должная честь, несмотря на возраст, лицо и состояние, и Одилон до того расположил к себе всех, что его считали милым ангелом. Властям христианским и королям, по апостольскому предписанию, он ни в чем не противоречил и снискал такую их дружбу, что, как новый Иосиф, был всеми любим и почитаем. <…>

7. То же самое должно сказать и в отношении низших Одилона: старших он почитал как отцов, младших — как братьев, пожилых женщин — как матерей, молодых — как сестер, и всех считал выше себя. Всякий имел к нему доступ и мог спасительно беседовать с ним. Никого не отягощая, никому не мешая и не завидуя, Одилон не покушался на чужое и даже с удовольствием уступал свое. <…> [161]

<…> Кн. XIII …Царь всевышний, благодарю Тебя за то, что Ты даровал мне жизнь без всяких заслуг с моей стороны и по своей благой воле расположил мои годы. Ты — мой царь и мой Бог; я — Твой раб и сын Твоей рабыни; и сколько мог служил Тебе с первых дней моей жизни. В субботу на Пасху [162] я был крещен в Аттангаме, бурге, лежащем в Англии на великой реке Северн. Там руками священника Ордерика (родом сакса) Ты меня возродил водою и духом и дал мне имя того священника, который был вместе с моим крестным отцом. После, когда я достиг 5 лет, Ты меня отправил в школу в городе Шрюсбери, и там я служил Тебе в первый раз в базилике святых апостолов Петра и Павла. В течение пяти лет меня учил там знаменитый пастырь Сигвард латинским письменам, которые изобрела Никострата, получившая впоследствии прозвание Кармента. Он наставил меня псалмам, гимнам и другим необходимым сведениям. Между тем Ты, Господи, соорудил на берегах Молы, во владении моего отца, церковь и благочестием графа Роджера (Монтгомери) устроил монастырь. Но Тебе не было угодно, чтобы я продолжал борьбу за Тебя в прежнем месте, из опасения, что я могу испытать тревогу среди своих родственников, которые часто смущают Твоих служителей, и что мне придется нарушить повиновение Твоему закону вследствие мирских привязанностей, испытываемых под влиянием кровных связей. Вот почему, о Боже преславный, Ты, который извел Авраама из своей земли, из дома отца и из среды семейства, Ты внушил и моему отцу Оделерию намерение удалить меня и предать Тебе вполне151. В слезах и с плачем он вручил меня монаху Райнольду, удалил в изгнание из любви к Тебе, и с того времени я никогда не видел более отца. Будучи юным и слабым отроком, я не смел противиться желанию своего отца; я повиновался ему охотно во всем, ибо он мне обещал Твоим именем, если я сделаюсь монахом, то по смерти наследую рай вместе с праведными. Заключив таким образом от чистого сердца по голосу моего отца этот договор с Тобою, я оставил отечество, ближайших родственников, остальную семью, знакомство, друзей, которые со слезами на глазах, прощаясь со мною, поручали меня в молитвах Тебе, о Господи, Всевышний Адонай! Исполни, прошу тебя, их молитвы, о благий царь Саваоф, и в своей благости дай мне насладиться тем, что составляло их желание!

Таким образом, я переплыл море, имея от роду 10 лет. Изгнанником прибыл я в Нормандию, никем не знаемый и никого не знал сам. Как Иосиф в Египте, я услышал язык, [163] которого не понимал. [164] Но благодаря твоему милосердию я встретил у чужеземцев все ласки и дружбу, какие только мог пожелать.

Преподобный Майниер, аббат Утического монастыря, [165] принял меня в монашество на одиннадцатом году моей жизни и 22 сентября постриг меня по обычаю клириков. Он заменил мое англосаксонское имя, казавшееся варварским для духа нормандцев, [166] именем Виталия, заимствовав его у одного из спутников мученика св. Маврикия, память которого праздновалась в тот день. Благодаря Твоему, Господи, милосердию, я оставался в этом монастыре 56 лет; меня любили и чтили там свыше моих заслуг все мои братия и соотечественники. Перенося жар, холод и дневные труды, я работал вместе со своими служителями в вертограде Сорека; и при Твоем правосудии ожидаю с уверенностью обещанный Тобою денарий. Я почитал как своих отцов и господ, так как они были Твоими наместниками, шестерых аббатов: Майниера, Серлона, Рожера и Гверина, Ричарда и Райнульфа: они правили по закону Утическим монастырем, они постоянно бодрствовали, как бы на них лежала ответственность за меня и за других, они искусно распоряжались внутри и извне и на Твоих глазах и с Твоею помощью снабжали нас всем необходимым. Мне было 16 лет, когда 15 марта, по предложению только что избранного Серлона, Гизельберт, епископ Лизьё, посвятил меня в под-диаконы. После, через 2 года, Серлон, сделавшись епископом города Сесс, [167] рукоположил меня диаконом. В этом чине я служил Тебе от всего сердца 15 лет. По достижении мною 33-летнего возраста архиепископ Вильгельм возложил на меня в Руане 21 декабря бремя священства и со мною посвятил 244 диакона и 120 священников, вместе с которыми я приблизился к Твоему священному алтарю, воодушевленный Святым Духом. Вот уже 34 года, как я верно отправляю свою священную службу с полною душевною радостью.