–  Значит, господин Мильтон запомнил меня, когда мы вместе с леди Гардинер встретились с ним в Вудстоке, а потом мне удалось побеседовать с королевой в Энстоуне, где были построены такие сказочные фонтаны?

–  Именно так, и он об этом вчера сказал, когда, как было условлено, мы встретились в доме дядюшки Джонса в Сэндфорде. Он рассказал, что слышал твое имя, когда ты так смело представилась королеве, а потом с французского перешла на родной язык, и что ты тогда сообщила, что наш род ведет происхождение от старых принцев Уэльса.

–  Я совсем об этом забыла!
– заметила я.

–  А он не забыл, и еще он до сих пор помнит, как почтительно, но без излишней робости ты вела себя с Их Королевскими Величествами. Он мне сказал, что это его сильно порадовало, и он решил, когда ты подрастешь, преложить тебе свою руку и сердце. Когда вы возвращались из Энстоуна, он последовал за вами следом и увидел наш дом, а затем поинтересовался у владельца харчевни, чей это дом.

–  Какое странное стечение обстоятельств, - сказала я.
– Даже не знаю, что сказать. Должна признаться, что мне, конечно, льстит, что такой уважаемый джентльмен желает взять меня в жены, и я не могу сказать о нем ничего плохого. Но, сэр, не считает ли вы, что я еще слишком молода, чтобы выходить замуж? Разве хорошо для женщины рожать детей, когда ее организм еще не окреп?

–  Мэри, тебе исполнилось шестнадцать лет! В этом возрасте моя мать уже родила и похоронила двоих детей!

–  Бедняжка!
– воскликнула я.
– Но она умерла во время родов, когда ей еще не было двадцати лет. Могу сказать только одно, ей не очень повезло!

–  Твой дед ее обожал.

–  Видимо, так. И доказывал это тем, что без конца делал ей детей! Но может, господин Мильтон станет относиться ко мне более бережно, если я его попрошу не завершать брачные отношения в течение некоторого времени?

–  Но ты согласна на этот брак?
– спросил отец, и его голос стал таким радостным.

–  Сэр, по-другому и не могло быть. Я понимаю, насколько сложны ваши финансовые дела. Вы находитесь в безнадежном положении. И если я смогу спасти наше семейство от краха, то мой долг пожертвовать собой. Что касается лжи, возведенной на меня викарием, вы не изменили своего хорошего отношения ко мне и ни разу не упрекнули меня за то, что я вас поставила в неудобное положение своим непродуманным поведением, а продолжали меня любить, хотя злые люди сделали мое имя нарицательным. Хорошо, я покоряюсь вашему желанию с легкой душой. Я не обещаю любить господина Мильтона, потому что никому нельзя приказать любить кого-то. Но если он станет ко мне хорошо относиться, я тоже стану его уважать. Мне кажется, я прочитала достаточно его произведений и могу судить о том, какой же он человек, еще мне кажется, что мы вполне сможем ужиться. Мы - оба гордые люди и превыше всего любим свободу. Постарайтесь заключить с ним самые выгодные условия брака, как это было в случае с библейской Рахилью, но ничего мне не говорите. Меня не интересуют деньги, и я полностью вам доверяю. Я ставлю только одно условие, чтобы Транко отправилась вместе со мной, и мне кажется, что вы не можете мне в этом отказать.

Отец сердечно поблагодарил меня, добавив, что ему очень повезло с детьми. Он сказал, что Транко всегда будет рядом со мной. Потом я поинтересовалась, когда же я встречусь с женихом?

–  Если хочешь, это можно сделать уже сегодня.

–  Сэр, меня это устраивает, потому что днем мать собиралась пустить мне пинту крови и дать сильное слабительное, чтобы повысить настроение, как она сказала. Может, теперь она не станет этого делать?

–  Я с тобой абсолютно согласен. Посмотри, дядюшка Джонс прислал тебе еще один памфлет, сказал, что он написан очень хорошо. Это новое произведение господина Мильтона.

Я покинула кабинет отца, у меня закружилась голова и пришлось присесть на сундук, стоявший у стены, и пока я там сидела, размышляла о том, что со мной случилось и почему я дала отцу положительный ответ. Мне казалось, что я была заколдована, отдала на откуп тело и душу и ничего не получу взамен. Я отбросила в сторону книгу, поднялась с сундука и отправилась обратно в кабинет. Я должна сказать отцу, что мне нужно подумать и что мой ответ был глупым и непродуманным. Мне следует ему объяснить, что я люблю дорогого мне человека и никогда не полюблю другого. Мне следует объяснить, что я защищала произведения господина Мильтона не из симпатии к нему, а чтобы поспорить с братьями, и что я к будущему мужу испытываю больше антипатии, чем симпатии, и что новым способом никогда не следует платить старые долги, а выходит так, что отец отдает меня за долги незнакомому человеку, как это делают турки или еще кто.

Но потом я поняла, что мне не хватит духа лишить отца последней надежды, которая держала его на плаву, как хлипкая дощечка удерживает матроса на поверхности и не позволяет ему нахлебаться соленой воды. Мне опять вспомнилась Долл Лик и то, что Мун подарил ей прядь волос. Я пожала плечами и снова уселась на сундуке, церковные колокола начали отсчитывать время еще одного дня.

Потом ко мне подошла Транко, сказала, что матушка ищет меня повсюду.

–  Транко, я сейчас отправлюсь к матушке, но скоро меня уже здесь не будет, и она не сможет мною командовать.

Транко подняла руки к небу и воскликнула:

–  Мисс Мари, вы меня пугаете! Вы заболели? Вы сказали, что "вскоре вас здесь не будет". Негоже так говорить молодой девушке, ведь сейчас весна!

–  Да, весна и цветы. Цветы и весна!
– воскликнула я. Господь уберег меня от обманчивых примул и фиалок, баранчиков и кукушкина цвета. Хоть бы эти колокола замолчали навеки, а то звонят так глупо: "Мы вдвоем! Нас двое!"

–  Скажите своей Транко, что вас мучает?
– умоляла она меня.