Ариель

Аннотация

Через шесть недель после рождения каждый работник проходит компьютерный отбор — и машина определяет, кем ему быть в жизни. По прогнозу компьютера, Ганка должна была выиграть этот чемпионат — однако этого не произошло. По какой причине?

© Ank

Заварив кофе в модной чашечке с эмблемой прошлогоднего чемпионата мира, Петр Казда уютно устроился в своем бархатном вольтеровском кресле в громадной столовой тренировочного Центра сборной. Каждый день он с нетерпением ждал этого послеобеденного часа отдыха, одного часа в предельно насыщенном расписании, дающего целых шестьдесят минут личной свободы. С часу до двух он может пить кофе или стоять на голове, читать об атлетике в спортивных журналах всего мира или просматривать голографические кассеты, не преследуя какой бы то ни было профессиональной цели, — какое наслаждение делать все это просто ради собственного удовольствия! Чаще всего в эти минуты он прокручивает минувшие олимпиады своей молодости или просто сидит, восстанавливая силы, и мысленно поднимает опавшие листья, глядя на старый лес за распахнутым окном, — в теплом воздухе лес пахнет свежей хвойной древесиной, — и мысли свободно и беспорядочно кружатся, словно пчелы, перелетающие с цветка на цветок. Но сегодня мысли Петра иные — тяжелые, как ноги десятиборца после полутора тысяч. До сих пор в ушах звучит резкий, карающий голос председателя спортивного Центра. «Учтите, что Вы лично в полной мере ответственны за ее провал! Иначе этот забег просто нельзя назвать! С ее медалью были связаны конкретные планы атлетической секции. И что же?» Восклицательный знак в голосе Антонина Явурека раздувался, как брюхо обжоры, пока не превратился в огромный знак вопроса, до отказа заполнивший по-спартански обставленный кабинет. «Нам в Центре придется серьезно задуматься о ее пребывании в высшей лиге. Лично я категорически против, говорю Вам прямо, однако решение будет зависеть от остальных членов. Разумеется, мы будет вынуждены также решать вопрос и о Вашей дальнейшей деятельности в сборной. Не можем же мы позволить так рисковать славным именем нашей легкой атлетики! Общество создало Вам все необходимые условия: в Вашем распоряжении любая техника мирового уровня от голорекордеров [1] до микропроцессоров, комплексно оборудованный стадион с прекрасными комнатами отдыха и реабилитационными устройствами, совершенное медицинское оборудование, гигантский банк информации с новейшими данными тысяч спортивных теоретиков, физиологов и психологов, химиков и биоников всего мира, оптиматизированные планы тренировочных процессов сыплются из компьютеров прямо Вам в руки — чего еще можно желать?!» 1 Видеомагнитофон с голографическим изображением. Петр снова и снова мысленно прокручивал суровые слова председателя, поворачивал их и так, и эдак, ища явный и скрытый их смысл, готовность к уступкам и затаенную угрозу, взвешивал каждое слово и пытался отгадать вероятность их влияния на свою дальнейшую тренерскую судьбу. Отчасти он понимал гнев руководителя: ему ведь тоже наверняка приходится давать отчет кому-то из вышестоящих и отвечать за невыполнение плана по медалям на нынешнем европейском чемпионате. Многообещающая бегунья Ганка Новакова, любимая воспитанница Петра, на прошлой неделе в Лиссабоне с треском провалилась. По объективным результатам всех тестов она должна была быть на чемпионате в наилучшей форме, то есть пробежать стометровку за 10,35–10,40, что гарантировало одну из медалей. Компьютер «Ниса-спорт-2076», как правило, в своих прогнозах не ошибался, наука уже много лет крепко держала спорт в своих руках, беспощадно опутав его сетью однозначных причинных закономерностей, и тем не менее неожиданно для всех Ганка проиграла, пробежав с временем ниже среднего — 10,89. И пока восемь самых сильных бегуний Старого Света примерялись к стартовым колодкам для финального забега, Ганку первым же самолетом отправили домой. После возвращения она немного всплакнула, Петр вытер ей слезы, и они дали друг другу слово, что через год, на чемпионате планеты, они свою ошибку исправят. После бесславного возвращения Ганки Петру и в голову не приходило рассчитывать на дальнейшие рекордные результаты. Потом, когда в его душе зародилось сомнение, он стал убеждать себя, что, в конце концов, это спорт, пусть даже управляемый и контролируемый наукой, а Ганка еще лишь в начале своей спортивной карьеры, у нее впереди минимум пять лет выступлений за сборную. Однако сегодня утром в Центре его вывели из этих заоблачных мечтаний и поставили на землю по стойке «смирно». «Где-то в подготовке мы допустили ошибку», — думал Петр, хмуря лоб и машинально помешивая остывающий кофе. Он гордился наградами своих воспитанников, которых он опекал, как наседка цыплят, и теперь, после Ганкиного провала, он чувствовал себя в какой-то мере обманутым. Или на сей раз провалился он сам? «Анализировать следует методично», — невольно произнес он вслух. МЕТОДИЧНО! А значит, надо брать в расчет конкретно зарегистрированные факты, никаких фантазий и гипотез. Итак, последовательно повторим спортивную эволюцию Ганки языком объективных цифр! Там, быть может, мы найдем затерянный ключик к дверцам прошедшей лиссабонской недели, деталь, ускользнувшую от внимания безошибочного компьютера. Петр включил на столе свою ЭВМ и через вмонтированный в нее микрофон запросил результаты Ганкиных тестов пятилетней давности. Тогда ей было три года, она как раз переходила из детской подготовительной группы в юниорский центр. На дисплее засветились ряды зеленых, красных и желтых чисел. В левом столбце — аббревиатура тестов, в следующем — предельные результаты, а в последнем — реально достигнутые. Все нормы были выполнены Ганкой с большим запасом времени, она уже тогда блестяще оправдывала надежды, возлагаемые на нее программной системой с первых дней ее появления на свет. Как и любой выдающийся спортсмен, Ганка была отобрана в легкую атлетику в возрасте двух месяцев после первичных определяющих тестов. Отбор проводится на основе исчерпывающей информации. Каждый ребенок спустя шесть недель после рождения одноразово измеряется по всем параметрам: длина костей, мышц и сухожилий, объем головы и грудной клетки, размеры суставов и длина двигательного аппарата. Все данные регистрируются всеобъемлющей дистанционно-антропометрической системой. Далее следуют тесты интеллектуальных и психических способностей, дающие объективный и тщательный анализ умственных задатков, с которыми ребенок вступает в жизнь. Затем — тесты биохимические и биомеханические, тесты условных и безусловных рефлексов, тесты врожденных реактивных способностей, тесты физического развития и степени воображения. Эти характеристики закладываются в алчную утробу главного, определяющего компьютера, сюда же добавляются соответствующие подробные данные о предках до третьего колена, и результат анализа однозначно определяет оптимальный вариант будущего включения индивидуума в пеструю мозаику человеческого общества. Только с разработкой и внедрением этого совершенного метода отбора индивидуума для конкретной деятельности общество получило возможность наиболее эффективно использовать весь существующий потенциал, будь то рабочий, культурный или спортивный. Система избавила наконец человечество от извечного пугала депрессий, вызванных неисполненными желаниями, от боязни неудач, ибо теперь каждый человек уже от рождения знал, каковы его реальные возможности и в какой области он может применить на общее благо свои врожденные способности. Всю дальнейшую жизнь он спокойно, без стрессов и спекуляций, реализует прогнозы ЭВМ. Ганка была отобрана в детскую спортивную подготовительную группу, ориентированную на атлетику, и до трехлетнего возраста проходила всестороннюю подготовку к будущей спортивной карьере. Занятия проводились в форме управляемых электроникой игр и сказок, развивающих общую подвижность, скорость и психику. Как показывают цифры на экране, она полностью выполнила все требуемые нормативы и потому была автоматически переведена в высшую юниорскую лигу. Петр еще раз внимательно прочитал ряды цифр. «Нет, — отрицательно покачал он головой, — здесь никакой ошибки не было!» Петр запросил контрольные результаты двухлетней давности, то есть конца регулярного трехгодичного тренировочного цикла. Цветные цифры на дисплее показывали те же результаты, что и прежде, — показатели всех тестов физической и психической подготовки были выше запрограммированных машиной норм. Блестящие результаты на короткой дистанции в шестьдесят метров подтверждали предназначение Ганки выступать на спринтерских дистанциях. Детерминационно-избирательная система не ошиблась — Ганка вырастала в «звезду» первой величины. На основании комплексной обработки результатов всех тестов с помощью сложнейших программ, использующих обобщения тысяч научных исследований, компьютер выдал прогноз ее дальнейшего спортивного развития на шесть лет вперед. В этот период ее спринтерские достижения должны быть наивысшими. После двенадцати лет в спортивной форме обычно наступает застой, а пятнадцатилетний возраст компьютеры еще много лет назад определили как непреодолимый барьер восприимчивости человеческого организма на многолетние перегрузки. Теперь оставалось ТОЛЬКО обеспечить точное выполнение предписанных тренировочных норм, ежедневно назначаемых компьютером на основании контрольных тестов и постоянных наблюдений. И Ганка была отдана на попечение заслуженного тренера Петра Казды. С первых же минут, увидев бегущую по красно-коричневому овалу стадиона коротко остриженную девочку, он понял, что ему достался для огранки редкий экземпляр. Ее пружинистый, летящий бег был поистине божьим даром, скорость которого необходимо было лишь старательно развить и довести до наивысшей отметки. Ежедневные напряженнейшие, в четыре этапа, тренировки она отрабатывала с недетской целеустремленностью, не жалуясь и не высказывая претензий, свойственных ранним примадоннам, способная в любую минуту, несмотря на усталость, рассмеяться своим звонким, переливчатым смехом. Она всегда была готова скорее увеличивать нормы и не искала легких путей к успеху. После первого года специальной подготовки Ганка по всем данным вышла на уровень европейской элиты и в этом году, по прогнозам вычислительного центра и секции, должна была получить за свои достижения одну из сверкающих медалей чемпионата. Тренер запросил у памяти компьютера последовательно все результаты тестов и соревнований нынешнего года. Как он ни старался, в рядах цифр он не мог найти ни малейшей лазейки, никакого ключика к разгадке падения Ганкиной результативности. Еще на мемориале Рошицкого она повторила европейский рекорд — 10,38. И вот всего лишь двумя неделями позже — ушат холодной воды в Лиссабоне! Срыв в забеге был как фальшивая нота в скрипичном соло, внезапной дисгармонией в чистой музыкальной фразе. В подготовке они определенно не допустили ошибки — в этом он был теперь уверен. И рекорд на мемориале Рошицкого это подтвердил. По заключению врачей, Ганка в день старта была абсолютно здорова — ключик был спрятан не здесь. И все-таки она пробежала на пять десятых медленнее того, к чему была подготовлена, а для спринтера это то же, что метр для прыгуна в длину. Неясное ощущение несоответствия, затуманенное как отражение в запотевшем стекле, не давало Петру покоя. «Надо еще раз обстоятельно поговорить с Ганкой», — решил он и выключил ЭВМ. Он направился прямо к ней. Ганка как раз старательно разминалась на искусственном газоне перед вечерней тренировкой. Они поздоровались, улыбнувшись друг другу, оба были искренне рады, что снова вместе. За эти два года совместного каторжного труда у них сложились дружеские отношения, словно и не было между ними семидесяти шести лет разницы. Петр не принимал всерьез свои восемьдесят четыре года, он чувствовал себя все еще на вершине тренерских сил. К этой непоседливой девчушке он привязался с самого начала, будто она была его собственной внучкой. — Утром я был в Центре, — начал он как бы между прочим. — У Явурека? — выдохнула Ганка и замерла, перестав высоко поднимать ноги. — Да, у Явурека. На «ковре»… — Что он говорил? На ее лице явно промелькнул испуг. — Бушевал. Он с удовольствием бы разорвал тебя на части. Хочет исключить тебя из лиги… — А за что? Тебе он то же самое сказал? — Ганка всхлипнула. В эту минуту она напоминала ему беззащитного кролика, загнанного в угол львиной клетки. Только и остается, что плакать. — Ясное дело. Невыполнение установленной результативной нормы! Полное поражение. — Не ему говорить! — с вызовом выкрикнула Ганка и гордо вскинула голову. — Послушай, Ганка, — Петр вопросительно посмотрел ей в глаза, — откуда ты его знаешь? Он тебе что-нибудь сделал? — Нет, еще чего… — неуверенно сопротивлялась маленькая бегунья. — Я должен составить справку для Центра, проанализировать работу и сделать выводы по поводу нашей неудачи. Нам надо вместе еще раз все досконально разобрать! — Что ты хочешь еще разбирать? — Твой забег. У меня концы с концами не сходятся. Тесты были безупречными, форма прекрасная, робкой тебя не назовешь, так в чем же дело, черт побери? Ты ничего не хочешь мне сказать? — Что еще тебе говорить, дед? Ну, не получилось, — попробовала уйти от ответа Ганка. На ее не по-детски напряженном лице он прочитал тревогу, а привычные звездочки в ее глазах погасли, как фонарики на ветру. Все-таки она что-то утаивает и борется с собой, — теперь тренер уже был уверен в этом. Она не может долго притворяться перед ним — слишком хорошо они знают друг друга. — Мы вместе должны найти то место, где допустили ошибку! Иначе… — Иначе что? — Иначе меня тоже вышвырнут на улицу. Явурек здорово зол на нас обоих. — Разве ты виноват? — Как-никак я тренер сборной… Значит, и моя вина. Ганка некоторое время молчала, понурив голову, и задумчиво пинала ногой камешек. Петр чувствовал, что приближается к цели, но не торопил — не хотел спугнуть ее понапрасну. Он должен был дать ей созреть, потому что видел — в девочке происходит внутренняя борьба, которая и даст ответ. Петр выжидал. В глазах у Ганки заблестели слезы и беззвучно отправились в путь по маленькому личику. — Я не хочу, чтобы ты… из-за меня… Знаешь, дед, я, наверное, очень глупая… — Почему же? — Это он во всем виноват! — вырвалось у нее с плачем. — Кто? — Да Явурек! — Как это? — не мог понять тренер. — Что у него с тобой общего? — Он отобрал у меня Ариэля! — Кого? Теперь он и вовсе ничего не понимал. Картина, вместо ожидаемого прояснения, замутилась. Явурек, Ариэль — что за головоломка? — Знаешь, только не сердись, я сказала тебе не все… Я должна тебе признаться, вернее, должна, была… Маленькая рекордсменка уже не сдерживала рыданий. Слезы, как прозрачные шарики, скатывались одна за другой и рисовали грязные дорожки на лице надежды легкой атлетики. — У меня был такой маленький медвежонок, — начала она неожиданно свою исповедь. — Такой хорошенький, мягкий, лохматый и розовый. Мне дала его бабушка, когда я была еще совсем маленькой. А она получила его от своей бабушки, и всю жизнь он приносил ей счастье. Теперь уже таких лохматых не делают, это негигиенично или как там еще… — Это верно, — подтвердил Петр. — Вот видишь! Я с ним играла иногда, когда у меня была свободная минутка, и сшила ему рубашечку и брючки, такие клетчатые на бретельках, и шапочку с козырьком… И всегда брала его с собой на соревнования как талисман. — Талисман? — не поверил Петр. — А зачем? — Он меня тоже об этом спросил. Я понимаю, что это глупо, что все зависит от подготовки, я, конечно, на него не надеялась… Ты ведь мне веришь, дед? Или тоже нет? — Но какая тут связь?.. — все еще не улавливал смысла Петр. Разноцветные осколки слов отказывались складываться в понятную картину. — Перед стартом в мою раздевалку зашел Явурек. Начал говорить, что Центр в меня верит, что медаль мне обеспечена и все такое. И вдруг он увидел в сумке Ариэля. Ты бы видел, как он разъярился! Со злостью вытащил его и начал на меня кричать. Как здесь оказалось это барахло из прошлого века, и сколько в нем должно быть пыли и микробов, и что я рискую здоровьем и позорю доброе имя нашего спорта, и понимаю ли я, сколько средств вложило в меня общество, он не сказал — денег, а средств, и можно ли в наше время, в конце двадцать первого века, надеяться на какой-то идиотский талисман, если мало тренируешься? Ганка с трудом выдавливала из себя слова, горло у нее перехватило от вновь пережитого унижения, и Петр вдруг понял, что стоящая перед ним европейская рекордсменка всего лишь маленькая, восьмилетняя девочка с быстрыми ногами, преждевременно попавшая в изуродованный мир взрослых. — А что было потом? — еще спросил он. — Он забрал Ариэля и сказал, что покажет всем его на секции как пример нарушения правил… и ушел. А через десять минут после этого я пошла на старт… меня прямо трясло… я уже не плакала, нет… но я все время думала об Ариэле, что с ним будет… и ужасно была зла на Явурека… такая дурацкая беспомощность… Ты ведь знаешь это, дед? В эту исключительную минуту полного прозрения Петр вдруг с ужасом осознал и свою долю вины — ведь это он каждой тренировкой отнимал у нее Ариэля, лишал ее радости невозвратимого детства во имя славы страны, во имя взрослых заслуг и металла, добытых ножками одной маленькой девочки… — А потом я задержалась немного на старте, хотя я очень старалась, верь мне, только у меня не получалось, как раньше, и я уже тех девчонок, которые бежали передо мной, не догнала… Петр погладил ее по голове, хотел утешить, но не находил нужных слов, он чувствовал, как в нем растет чувство жалости к ней и остальным детям вокруг, в горле застрял ком, и он не мог выдавить из себя ни слова, в глазах что-то скребло. Он отвернулся и посмотрел вверх на высокие сосны, окружающие стадион, потом на красно-коричневый овал, по которому в полуденном солнце двигались пестрые фигурки маленьких спортсменов. Перевела с чешского Ирина Гусева