Шрифт:
Правда опубликованных тогда документов была горькой, но это были документы. Да, комментарии к ним составителей были нередко выдержаны в духе 1992 года, то есть в антисоветском и антикоммунистическом духе, и объективно подача документального материала была рассчитана — вопреки уверениям составителей — на то, чтобы взбудоражить умы людей в расчёте на нездоровую сенсацию. Однако сами документальные свидетельства о неприглядной, антигероической стороне войны были вполне достоверными.
Вот, например, извлечение из обширной докладной записки от 5 июля 1941 года военного прокурора Витебского гарнизона военного юриста 3 ранга Глинки военному прокурору Западного фронта диввоенюристу Румянцеву. Эта записка не только содержательна, но и хороша в чисто профессиональном отношении, в чём читатель может убедиться сам:
«Работой начальника гарнизона полковника Редчен-кова недовольны местные облорганы, заявляя, что он работу не обеспечивает и может провалить. Мое мнение, он просто не в состоянии охватить всей огромной массы вопросов и нуждается в конкретной деловой помощи. Я предложил секретарям обкома и его первому секретарю тов. СТУЛОВУ послать ему на помощь партработников, которых в Витебске скопилось очень много, но все они ходят без дела. Это секретари обкомов и райкомов других областей, члены ЦК, аппарата ЦК Компартии Белоруссии. Однако обком мое предложение не принял, заявив, что он, начальник гарнизона, может сам найти себе людей…
Областные органы, в том числе обком и облисполком (тов. СТУЛОВ, тов. РЯБЦЕВ)… запоздали со многими мероприятиями, в результате чего в городе появилось среди населения тревожное настроение, паника, бегство, бестолковщина и дезорганизация, т. е. появилось то, от чего предостерегал тов. СТАЛИН в своей речи».
Картина безобразная, и хотя немцы заняли Минск на шестой день войны, белорусский ЦК оправдать сложно. Началась огромная война, а многие профессиональные представители политического авангарда общества не могут найти себе дела…
В Белоруссии, впрочем, всё осложнил военный цейтнот.
А на Украине? 6 июля 1941 года начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта бригадный комиссар Михайлов докладывал начальнику Главного Управления политпропаганды Красной Армии армейскому комиссару 1 ранга Мехлису:
«В отдельных районах партийные и советские организации проявляют исключительную рассеянность и панику. Отдельные руководители районов уехали вместе со своими семьями задолго до эвакуации районов.
Руководящие работники… Новоград-Волынского, Коростенского, Тарнопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того, чтобы вывезти государственные материальные ценности, вывозили имеющимся в их распоряжении транспортом личные вещи…»
Это ведь не западная часть Белоруссии, стремительно занятая немцами и преступно проигранная Павловым. Это — Украина, где продвижение вермахта с самого начала затормозилось, где нашествие было по времени более растянутым, и поэтому политическому авангарду общества было проще организовать народное противодействие этому нашествию.
11 июля 1941 года тот же Михайлов докладывал о бегстве секретарей райкомов КП(б)У Хмельницкого, Янушпольского, Улановского районов… Это — Винничина, это уже близко в Киеву. И это всё — кадры Хрущёва. Но он их к стенке не ставил. Да и зачем? Они ему ещё пригодятся после убийства Сталина и Берии, после 1953 года…
Пожалуй, и потому Хрущёв так подло лгал после 1953 года о Сталине, что, свалив всё на Сталина, проще было «замотать» вопрос о мере собственной вины. Ведь Хрущёв на Украине имел достаточно времени для того, чтобы превратить республику в крепость. К тому же только Хрущёв на Украине входил в состав высшего руководства страны, был членом Политбюро.
Но вот началась война, и Хрущёв, вместо того чтобы оперативно «расшивать» возникающие проблемы гражданской и хозяйственной жизни, начал изображать из себя стратега, дезинформируя Сталина и осложняя положение Кирпоноса.
Вернёмся, впрочем, к теме…
В упомянутом выше сборнике 1992 года более чем достаточно очень неприглядных фактов. Собственно, сборник из них одних и состоит, и для общей концепции сборника — показать ранее скрытую правду — это вполне оправданно. Однако при осмыслении этой правды необходимо не упускать из виду одно тонкое обстоятельство, на которое справедливо обращал внимание читателей Михаил Мельтюхов в своём очерке «Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня — 9 июля 1941 г.)», опубликованном в коллективном военно-историческом сборнике 2008 года «Трагедия 1941-го. Причины катастрофы» издательства «Яуза».
Замечание М. Мельтюхова так хорошо, что я его приведу прямо. Предваряя знакомство читателя с не менее ошеломляющими, чем в сборнике 1992 года, примерами поразительных, рационально необъяснимых (если не предполагать прямое предательство!) разгильдяйства, безответственности и нераспорядительности, М. Мельтюхов пишет:
«Конечно, материалы военной контрразведки как исторический источник имеют ряд особенностей… Нацеленные на выявление и обобщение негативных фактов и явлений, органы военной контрразведки выполняли в действующей армии функцию контрольно-надзирательного аппарата. Естественно, что в этих документах в наибольшей степени отразились именно негативные явления…»