– Что вы здесь делаете?!!

Женский голос ударил его, как током. Она!..

Увы...

Наваждение рассеялось мгновенно. Голос был чужой, незнакомый, и хозяйка его, стоящая в дверном проеме с перепуганным видом, тоже оказалась чужой и незнакомой. Это была вислозадая девица в неряшливом халате. Она пошатывалась, то ли от испуга, то ли от выпитого вина, и смотрела на Него с трусливой неприязнью.

– Я – знакомый N. (он назвал имя Богини). Я пришел... поздравить Ее... С успешным выступлением...

Эти слова прозвучали нелепо на фоне мокрых щек и горящих глаз. Но молчать было еще хуже.

– Да?... – это было сказано сквозь зубы. – Вы опоздали, Она только что уехала.

– Вот как... Жаль... – сказал Он, потихоньку приходя в себя.

– А мне – не жаль. Она тут всех извела уже своими капризами... Вы уйдете сами или мне позвать охрану?

– Не надо, прошу вас. Я... Я соврал. Мы с ней незнакомы.

– Ежу понятно, что незнакомы. Влюблены, поди? – девица злорадно улыбнулась.

– А хоть бы и так! – сказал он с вызовом. – Что с того? И почему вы улыбаетесь?

– Насмотрелась тут на вас. На поклонников.

– А вы-то, сами, что здесь делаете?

– Работаю. Сказать, кем?

– Не надо. Кажется, я уже догадался. Ночная бабочка?

– Скажите уж проще – блядь, – Ее улыбка прогоркла на последнем слове.

– Я ошибся? Простите.

– Да нет, не ошиблись. Она и есть.

Ему полегчало. Он любил проституток за то, что с ними не нужно притворяться.

– Не говорите обо мне ни Ей, ни другим. Ладно? – попросил Он.

– Ладно уж, – Она подмигнула. – Надеюсь, вы тут ничего не украдете? Вид у вас вроде приличный, не то, что у некоторых.

– Не украду, – улыбнулся Он. И подумал о платье. Потом поглядел на него, прощаясь. Прикоснулся. И вернулся взглядом к девице.

Похоть накатила на него медленно, как двенадцатый вал, и завертела, накрыла с головой.

– Я гляжу, у тебя выходной? Что-то ты не при параде сегодня, – сказал он изменившимся голосом.

– А тебе-то что? – спросила Она, тоже переходя на «ты».

– Хочу тебя.

– Вот те раз! Ты ведь не ко мне сюда явился...

– Плачу вдвое, только перестань говорить глупости и сделай то, что я тебе скажу.

– Вдвое?

– Втрое.

– Втрое?

«Вчетверо, вдесятеро, забирай все!!!» – хотел крикнуть он, но здравый смысл остановил его.

– Да, втрое.

– Это немаленькие деньги. Ты хочешь от меня чего-нибудь особенного?

– Еще не знаю. Для начала надень вот это платье.

– Это – чужое платье. Не думаю, что хозяйка будет в восторге.

– Она ничего не узнает.

– Уж я то ей не скажу, можешь быть уверен... – Она задумалась, потом улыбнулась:

– Начинать?

– Да.

Она зашла в комнату и заперла дверь изнутри. Сбросила халат и белье, прошла голая через комнатку и взяла платье в руки.

– А может, обойдемся без платья? – спросила она на всякий случай. Легким, дразнящим голосом.

– Нет. Надевай его, – Он говорил с трудом, похоть залила его под самую пробку.

Она надела платье, стоя к Нему спиной. Платье стекло с ее рук, скользнуло по плечам и залило все ее тело. Казалось, сама ночь заново вылепила ее руки, талию, бедра.

– Не оборачивайся, – прошептал Он.

Встал, подошел к ней сзади и ощупал всю, с ног до головы. Что искал этот астральный полисмен, обшаривая пядь за пядью чужое неприветливое тело? Ведь то, что прячет женщина, слишком глубоко, чтобы быть найденным при обыске...

Его обманутые руки мяли платье, делая больно той, что гостила в нем. Потом он грубо наклонил ее вперед, задрал шелковый полог до уровня своей похоти и провалился в пустую, холодную, покорную полынью. Он был зол, а платье, шурша, смеялось над ним. Он раскачивал маятник, который умеет останавливать время, все быстрее и быстрее. Каждый толчок сердца отзывался грубым таранящим... ранящим... движением. Мысли сбились в кучу овечьей шерсти и топтались поодаль, блея хором...

Наконец, он выплеснул в девочку все, что накопилось. Мысли вернулись в голову и со щелчком встали на место. Он не чувствовал ни удовольствия, ни сытости, только краткое облегчение от ежедневной пытки.

Платье собралось в морщинистую гримасу старой сводни.

Тогда Он сорвал платье, бросил его на пол и и позволил своему утомленному дружку пустить струю прямо на кружева, на тончайшие швы, на золотые нити, на звездную россыпь блесток. Зачем? Пометить участок? Надругаться над собственным бессилием? Побыть непутевым щенком в ожидании хозяйской порки?