— Пррроклятие! — выкрикнул Мелин, выныривая из воды: уснув, он съехал туда с головой.

Вытерев лицо ладонью, пришел в себя, отдышался, повторил уже спокойнее:

— Проклятие. Утонуть недолго…

Сердце в груди билось так, как никогда: колотилось, словно пробежал он всю землю кругом.

Мелин выбрался из бадьи, взял простыню, которую ему оставили на табурете, завернулся в нее, сел на диванчик у камина, протянул босые ноги к огню, и уютное тепло понемногу сгладило неприятные ощущения, рожденные сном.

Потом взгляд юноши кое-что поймал. Как же он сразу не заметил: на стене, меж двух узких и высоких окон, висела картина с маками. Та самая, что он нарисовал отцу семь лет назад в Кленовой усадьбе. Три распустившихся мака, пузатая полупрозрачная ваза из дорогого белого стекла, распахнутое окно с цветущим садом и солнечным днем на заднем плане. Как же старался тот мальчишка, что укладывал краски на холст. И как же потом хотелось разорвать эти маки. В клочки, чтоб и воспоминания не осталось…

— Бог мой. Я ведь любил его, но он не желал меня видеть, — прошептал Мелин, чувствуя, как что-то заворочалось, заболело в его груди. — А он? Он полюбил меня лишь тогда, когда я исчез из его жизни. А теперь, кажется, мы поменялись местами…

Глава шестая

— Ваша милость, извольте налево.

— Ваша милость, теперь — направо.

— Ваша милость, поднимите руки.

Мелин был в полной растерянности и не успевал делать то, что просили сновавшие вокруг него портные.

Они прибыли в его покои утром, представились мастером Заном и мастером Норвиком из знаменитого столичного салона одежды 'Петелька' и сказали, что явились по приказу короля, дабы начать работу над праздничным нарядом для 'его милости, его высочества, его светлости кронпринца Мелина Лагаронского'. При этом они так долго не решались заходить в переднюю, расшаркиваясь и кланяясь, что юноше пришлось даже топнуть ногой, нахмурить брови и рявкнуть: 'Да входите же!

Затем началась работа по снятию мерок. Для этого кронпринца упросили встать на небольшую лавку, и подмастерья принялись опутывать его всякими мерными лентами и приставлять линейки.

— Колет будет голубым! — говорил, перебирая образцы тканей, мастер Норвик — тонкий, изящный, девицеподобный молодой человек в наряде нежного салатового цвета, по-детски кудрявый и румяный. — И рукава тоже голубые, с белыми кружевами в швах!

— Помилуйте — только желтым, бледно-желтым! — спорил с ним толстенький, гладковыбритый мастер Зан — мужчина лет сорока в тяжелом бархатном кафтане. — И никаких кружев — только тесьма и бахрома!

— Голубым!

— Желтым!

— Го-лу-бым!

Мелин прикинул, как же он будет выглядеть в голубом с кружевами, и скривился. Потом представил себя в желтом с бахромой и даже сплюнул.

— Ну, дела! — прогремел, отгоняя шустрых подмастерьев и спрыгивая со скамьи. — А мое мнение вас не интересует?

— Ваша милость, слушаем, — мастера портняжного дела тут же прекратили спорить и поклонились юноше.

— Таак, — почесав затылок, Мелин ступил к тканям, провел пальцами по атласным, шелковым, льняным и шерстяным рулонам всевозможных цветов. — Колет будет таким, — и дернул за край переливчатый бархат серого цвета. — А штаны прошу сделать черными, — потом усмехнулся, вспомнив головной убор друга Ларика. — И берет хочу, серый…

— Берет немодно! — хором сообщили портные.

— Что ж модно?
–

— Тюрбаны, украшенные золотыми цепочками, а еще восточные шапочки, вышитые бисером, — один из мастеров развернул перед кронпринцем альбом с рисунками всевозможных головных уборов. — Нынче в моде восточные наряды. Я еще посоветую вам на шаровары взглянуть. Их можно украсить бисером и золотыми шнурами. Это будет изумительно!

Мелин растерянно пролистал альбом. Выражение лица молодого лорда было кислым: не особо нравилось то, что видел. Попадались то бесформенные нахлобучки гигантских размеров, то какие-то шапки-недомерки, напоминавшие перевернутые цветочные горшки, щедро усыпанные блестками и жемчужинами.

— Ваша милость, насчет серого цвета вы правы, правы, — поклонился меж тем ему изящный мастер Норвик. — К вашим глазам — серый просто идеален. Разрешите порекомендовать к форме вашего лица тюрбан. Шапочка или что-то высокое не пойдёт…

— Форма лица? С ума сойти — какие тонкости, — подивился Мелин. — А что с моей формой?

— Форма прекрасна — слегка удлиненный овал…

Сказано это было таким тоном, что кронпринц настороженно посмотрел на портного:

— Еще немного, и я сделаю насчет вас, любезный мастер, кое-какие выводы.