— Ты попробуй. Мне тоже никогда не приходилось служить фюреру.

— Ясно. Теперь все без сучка без задоринки пойдет, — шептал Иванов, рассовывая из вещевого мешка по карманам пистолетные обоймы. — Все будет не хуже, чем в лучших домах Барселоны, как говорит Кирилл. Эх, живой ли, бродяга! Устроили парня на отдых и лечение…

Ложкин посмотрел на часы.

— Половина третьего. В три мы должны быть возле кузницы.

— Точно. Патруль пойдет в тот конец деревни.

— Вначале махнем к дамбе.

— Правильно. А там кустами вдоль дороги к самой кузнице. Ну, дай руку, хоть дело и верное, а все-таки…

Они крепко пожали друг другу руки.

Пока они пробирались через осоку и камыши, по дороге прошли две машины; на большой скорости промчались три мотоциклиста.

— Зашевелились, — сказал Иванов. — Блокировали дороги. Сейчас все гарнизоны поднялись на ноги. Слышишь, в лесу стрельба?

— Прочесывают лес.

— Хорошо, что не начали с нашего болота.

— Видимо, болото не внушает им особых подозрений.

— Не поэтому. Кирилл их надоумил пройтись по лесу. Крапива ведь со стороны леса.

Они подошли к дамбе. Здесь густо поднялись молодые осины и березняк; эта поросль тянулась почти до самой кузницы. Никем не замеченные, они прошли по ней и остановились, чтобы собраться с силами для последнего броска. Из низинки, где они стояли за кустом бузины, виднелась только крыша избы, башня танка и на самом бугре — кузница с настежь распахнутыми дверями. Пылал огонь в горне — Ксюша раздувала мехи. Кузнец выхватил из горна белый, сыпавший искры кусок железа, опустил на наковальню. Послышались удары молота о мягкий металл. В дверях остановились два солдата с автоматами. Они стояли и смотрели на работу кузнеца. Удары молота стали звонче: железо остыло. Кузнец сунул его в огонь. Солдаты поплелись в другой конец деревни.

Разведчики не промолвили ни слова, зорко осматриваясь по сторонам. Они должны были пройти эти двести метров усталым; неторопливым шагом, как и полагалось идти пленному и конвоиру. Самым трудным было выйти на открытое место и сделать первый десяток шагов. Ноги словно налились свинцом, хотелось повернуться и скрыться, бежать под сень деревьев. Только сейчас, казалось им, они поняли всю непродуманность своего замысла. Ведь ими не учтены самые простые, такие очевидные случайности.

В ближних домах могли расположиться пехотинцы, да они там и стоят, и первый выстрел поднимет их на ноги.

В саду кузнеца может оказаться походная кухня.

Может внезапно появиться ватага солдат-мародеров. Совсем недавно они ловили у кузницы кур.

Эти «может, может» заполняли голову. Будто откуда-то появившийся доброжелатель спешил предупредить, помочь перед последним, решающим шагом.

«Я взялся управлять танком, — думал Иванов, — а смогу ли завести мотор?»

Ложкина мучила мысль, что он втянул в это безнадежное дело друга и ведет его на верную гибель.

Тренированная воля поборола эти трусливые сомнения. Шаг стал легче, уверенней. На каждые «может» и «если» теперь находилось решение. Страх исчез, дерзкая уверенность в успехе пронизала каждую клеточку, каждый нерв. Все, что им надо было сделать, казалось таким пустяком по сравнению с пережитыми опасностями, и они, забыв об осторожности, пошли быстрее, почти побежали к кузнице.

Первой их увидела Ксюша. Она выпустила из рук веревку от кузнечных мехов и слабо вскрикнула. Дедушка, в раздумье разгребавший угли в горне, повернулся и тоже увидал русского, торопливо взбиравшегося по склону, а за ним немца с автоматом. Он вышел из кузницы, осмотрелся. Пыля по единственной улице, к лесу уходило отделение пехотинцев; за дорогой дымила походная кухня, там у плетня стояли патрульные и разговаривали с поваром. Из дома доносились музыка и хохот. Часовой стоял, заглядывая в окно.

— Ксюша, беги к тетке и жди там меня, живо!

Не глядя на внучку, кузнец взял железный брусок. Ксюша забилась в угол за мехи.

Иванов вбежал в кузницу.

— Стой, дед, — сказал он, задыхаясь, — Это Николай! Киря где? Живой?

Вошел Ложкин.

— Не узнал, дедушка?

Брусок выпал у кузнеца из рук.

— Да как же вы это? Там он, с ними. Жив еще, кажется. Не узнал я тебя, Николай, чуть было грех не вышел. Куда мне девать-то вас теперя… Хоть ночью бы…

— Не до разговоров, — оборвал Ложкин и, кивнув Иванову, стал наблюдать за домом через щель в стене кузницы.

Иванов зашептал:

— Мы уедем на танке. Кирю спасем. А ты беги. Сейчас уходи. Сколько их там? Хотя это уже все равно!

— Четверо осталось да часовой. Как же вы это? Вот беда-то! Куда я вас теперь дену?

— Не причитай, дед. Где Кирин автомат? Мы пришли не прятаться.

— В саду закопал.

— Зря. Но ничего, этого добра будет… — Ложкин кивнул.